За пять веков до Соломона (СИ)

— А-а-а-а! — крик разорвал обоженное морозным воздухом горло. Спина выгнулась натянутым луком, но камни оказались тяжелее.

Неужели все напрасно? Ничего не выйдет? Моисей победит и на этот раз?

— Нет! — тело осело, словно шатер с подрубленной опорой, и Навин упал обратно на землю. Последнее, что он смог сделать — это перевернуться на бок. Голыши наказали упрямца болезненными ударами по ребрам, но в то же время Иисус почувствовал себя намного лучше. Несколько долгих мгновений молодой вождь не понимал, что изменилось, пока не почувствовал, что камни больше не зажимают грудь, и он может дышать! Легкие жадно наполнялись животворной прохладой. Вдох тянулся целую вечность и отзывался райским блаженством в руках и ногах, воздух вливал столько энергии, что Иисус чувствовал, как тысячи мурашек разносят силу ко всем мышцам.

В голове возникла небесная легкость, на очередном выдохе ноги сами ударили пружиной, плечи рванулись вперед, и тело змеей выскользнуло из-под каменной груды.

Юный камень вдруг почувствовал, как теплая подстилка потащила его вперед, выволокла из кучи собратьев, чтобы через мгновенье сбросить на холодную землю. Камень покатился вниз по склону, изо всех сил пытаясь зацепиться хоть за что-то на гладкой поверхности, пока не налетел на древний утес, дремавший на самом краю обрыва. Огромная глыба (то ли сестра, то ли племянница матери-скалы) спросонья рассердилась на дальнего родственничка и зло осветила мрак снопом искр, чтобы получше рассмотреть, кто не дает спать по ночам. Но юный камень так обрадовался встрече, что подскочил вверх, словно ребенок, и снова ткнулся в утес. Тут случилось непредвиденное. Глыба, что довлела над пропастью, наверное, с начала веков, внезапно дрогнула и сдвинулась на палец ближе к обрыву, опасно зависнув на краю. Ей почти удалось удержать равновесие, когда сверху налетел ветерок, тоже разбуженный ночным шумом. Хватило совсем слабого толчка, чтобы громадина не выдержала и рухнула вниз.

А в двадцати локтях от юного камня, что теперь гордо покоился на месте древнего утеса, стоял Иисус, покачиваясь на дрожащих ногах. Голыши из насыпи стучали друг о друга, постепенно успокаиваясь в вечной неподвижности, а Иисус не сводил дикого взгляда с каменного холма, что едва не стал его могилой.