За пять веков до Соломона (СИ)

Изодранные в лохмотья веревки все еще связывали руки за спиной, но Иисус больше не обращал на них внимания. Звериный рык слился с грохотом обрушившейся скалы и окончательно разогнал ночную тишину. Ветхая ткань старой рубахи не выдержала мощного рывка, и освобожденные руки молодого вождя взлетели над головой, приветствуя серебряный месяц. Тот по-дружески подмигнул в ответ.

Сзади подскочил заспанный Моисей, но Иисус свалил его одним ударом…

* * *

Посерел край неба, вспыхнула отчаянным светом Утренняя Звезда. Ветер, угомонившийся было к полуночи, просыпался с рассветом. Он забрался в самую высь — выше облаков, схватил первый лучик, метнулся назад. Земля спросонья потянулась под ласковым прикосновением. Одинокое дерево приветственно взмахнуло ветвями и опять погрузилось в дрему. Ветру это не понравилось. Он надулся изо всех сил и пронесся холодным вихрем над землей. Сорванные с места камни покатились по склонам, чтобы через мгновенье отозваться далеким гулом со дна ущелий. Дерево проснулось окончательно и завертелось под резкими порывами, словно разминаясь перед долгим днем.

Иисус поежился: ветер крепчал, и голое тело совсем озябло. Рубаха, что надежно защищала от утренних заморозков все эти дни, теперь туго пеленала руки и ноги Моисея. Тот лежал, не двигаясь, и глядел на молодого израильтянина.

— Ну что, Осия, веришь теперь, что не просто вождю выбор сделать? Понимаешь мои мучения, когда не знал, как с тобой поступить?

В голосе учителя звучала ехидная насмешка.

— Или ты сейчас заповеди про себя повторяешь? Скрытый смысл ищешь, что поможет выход найти?

Иисус посмотрел на Моисея, и тот сразу умолк. Во взгляде ученика сквозил не липкий страх, не взрывной гнев, а тихая жалость, какой родственники награждают смертельно больных.

— Знаешь, Моисей, два дня назад, когда открылась правда об отце, я хотел убить тебя. Еще вчера больше всего желал, чтобы твое имя стерлось из памяти последнего еврея. А сегодня понял, что тебя невозможно ни убить, ни забыть. Моисею суждено жить вечно в благодарных воспоминаниях миллионов потомков тех, кого ты вывел из Египта, кого ты сделал навсегда свободными. И я не вправе, да и не в силах, отбирать у израильтян народного героя. Но я хочу, чтобы тебя запомнили именно таким: мудрым, решительным, свободолюбивым. Человеком, что подарил чудо общения с Господом. Вождем, что сделал наш народ избранным.