За полчаса

–– Ой, ну тут ты лукавишь, – мужчина улыбнулся ей, как старой знакомой. – Муж тебя Варюшкой звал. А похоронила ты его тридцать семь лет назад. Так что, не пол века.

Старушка молча и спокойно вглядывалась в глаза своего гостя.

–– А это ты. Пора? Да?

–– Пора. Все твои дела тут закончены. Детей вырастила, внуков вырастила. Даже правнучку нянчила. Чего еще ждать? Пора.

–– Так хотелось еще пожить.

–– Ну ты ж хотела дожить до весны. Вот она, твоя весна. Третий день уж. Знаешь, какое там сегодня солнце?! И небо голубое-голубое. Пойдем?

Пожилая женщина встала с кровати. Кряхтя, направилась к выходу.

–– Видишь как. Сколько людей подняла, а помираю одна.

–– Ну как же одна? А я? Вот, – он подставил ей руку, – обопрись. Тут не спеши – порожек. Вот так.

–– Я, чай, всю зиму с дома-то не выходила.

–– Ну вот и выйдешь. Смотри какое небо. Весна.

–– Да-а, – улыбаясь протянула женщина, подставляя лицо несмелым солнечным лучам. – Весна.

***

Неприметный человек стоял на краю дороги, как будто ждал такси. Машины проносились мимо. Никто не останавливался. Вдруг раздался визг тормозов. Удар, крики, звук клаксона. Точно напротив нашего путника еле-еле замер автомобиль. Под колесами лежал мальчонка, лет восьми, рядом валялась палка с головой лошади. К ним-то и подошел мужчина:

–– Ну что, прискакал?

–– Дяденька, я случайно, я больше не буду, – заныл пацан.

–– Не будешь, это точно. Руку давай. – Мужчина помог выбраться ребенку из под колес. Стал перед ним на колени, отряхнул его, как заботливый родитель. – Вот так лучше. Пошли.

–– Куда пошли? Меня мамка ругать будет.

–– Не будет. Вон она, посмотри, – у дороги стояла бледная, как мел женщина. Лицо было искажено от ужаса, рот раскрыт, как будто в крике, но ни звука не вырывалось из ее груди.

–– Ой, а что это она? – мальчонка поднял глаза на путника. Тот подтолкнул его к женщине.

–– Пойди ее обними, скажи, что с тобой все в порядке.

Мальчик послушно побежал к матери. Обхватил ее за пояс. Та упала на колени и наконец-то закричала. Путник взял мальчишку за руку:

–– Ну пойдем. Пора. Нельзя тут оставаться.

–– А мама?

–– Мама придет потом. А мы с тобой наконец-то будем учиться ездить верхом.

–– У меня будет настоящая лошадь?

–– Самая настоящая! Лучшего жеребца выберу!

Парнишка держал мужчину за руку и прыгал вокруг него. Мальчонка что-то рассказывал, то и дело заглядывая путнику в глаза. Они спокойно уходили вдаль.

***

Уже вечерело. Неприметный путник снова шел по улице, что-то тихо бормоча под нос:

–– Так, сорок седьмой дом. Глафира и… Сколько? Двадцать семь?! – мужчина провел рукой по волосам и покачал головой. – Двадцать семь кошек! Куда мне столько?! Не-не, к ней нельзя. Давайте, ее вообще на следующий месяц перепишем. Нет. На лето. На следующее. – Нахмурился. Что-то зачеркнул, что-то переписал. – Надо ей намекнуть, что б кошек пристроила.

Задумчиво посмотрел список, убрал в карман. Тут на сегодня все. Глубоко вздохнул, с улыбкой посмотрел на небо и ушел.

Рассвет

Он стоял босиком на гальке. Спокойные волны омывали его ноги. За спиной – недолгая линия пологого берега, а дальше – скалы. Перед глазами – море и солнце. Вечный рассвет. Тот самый, который он так и не взялся написать.

Он всегда хотел рисовать. Часто, выпив с друзьями, начинал мечтательным голосом рассказывать, что вот он возьмет виридиан и добавит церулеум, чтобы передать тот слегка зеленый оттенок неба, который получается у самой кромки воды, когда солнце уже поднялось, но небо еще причудливо окрашено в невообразимые оттенки салатового, фиолетового, розового…

Если честно, он не знал, что нужно смешать, чтобы получить этот оттенок. Про виридиан и церулеум он придумал. Ну чтобы казаться самому себе на пол шага ближе к своей картине. К своему рассвету. Он то и кисти никогда в руках не держал. Всегда мечтал рисовать, и всегда было некогда.

Улица, футбол, мальчишки, школа, девушки, учеба, работа, дети… Думал, выйду на пенсию, уеду к морю. Но не случилось. Не вышел на пенсию. А так хотел!

Так хотел, что вот стоит теперь босиком на гальке. Спокойные волны омывают его ноги. За спиной – недолгая линия пологого берега, а дальше – скалы. Перед глазами – море и солнце. Вечный рассвет. Тот самый, который он так и не взялся написать.

И он пишет, пишет и пишет. Смешивает веридиан и церулеум, добавляет берлинскую лазурь и светлый желтый кадмий. Смывает и пробует добавить краплак…

Радуется и с упоением погружается в нюансы цвета, если удалось поймать оттенок. Расстраивается и с раздражением очищает холст, если свет не тот.

Он теперь навечно с ним, его ненаписанный рассвет. Его неисполненное желание. Его награда и его проклятье. Его ад и его рай.

Обратный отсчет

Сегодня его ждал сложный день. Сергей Петрович Юдин переодевался и хмурился. Старая шутка психиатров про "кто халат первым надел, тот и врач" вслух в отделении не произносилась, но никогда не забывалась.