Деревянная церковь
в рыбацком Онфлёре.
Но — не своды, а рёбра
корабля кверху килем.
Рыбаков потонувших
не они ль отмолили?
168.
СТИХИ О ПРОЗЕ
А была ли она — благодать?
Та, простая, которую только
Можно бунинским часом назвать?
Без сомнений, без смысла, без толка
Устоялась уездная мгла.
Как щедра ты, небесная милость —
На перине купчиха томилась,
Не иначе — студента ждала.
То ли "Нивы" измятый листок,
То ли скука апухтинской блажи,
Всё впечатано в память, и даже
Из за леса дымок да свисток…
Эту глушь станционных платформ
Бунин как-то сумел — без описки:
Ямщики, паровоз, гимназистки,
Лошадиный рассыпанный корм…
И закат перед криком совы.
Эти сумерки, сад… и вопросы.
И медовы тяжёлые косы,
Что обёрнуты вкруг головы.
Эти пухлые, душные руки
Под сосной разливавшие чай…
Грань веков, ты прекрасна — прощай.
Только память — зубастее щуки.
И на год взгромождается год…
Не по щучьему что ли веленью,
Всё давно похоронено под
Лепестками вишнёвых деревьев,
Расплылись, растворились в дали
Монастырские синие главы,
И поля не сберечь от потравы,
Да и книги в усадьбах пожгли?
Видно впору твердить наизусть
Разбегающиеся приметы:
Это ровная жёлтая грусть,
Это гроздья черёмухи, это —
Одичалая, злая сирень,
И в рассветах тяжёлая мята,
И забытая где-то, когда-то
Вековая кленовая лень.
Хоть бы набережную в Крыму
Отличить от церковной ограды.
Прав Толстой: ни к чему никому
Колокольни, молитвы, обряды…
Что молиться? Уж лучше письмо
(не забыть только марку наклеить!)
И дойдёт оно к Богу само
Покаяньем о тёмных аллеях.
169.
ПРИМОРСКИЕ СТРОФЫ
…Ну а нас ведь просто слишком уж много,
Пишущих и прочих.
Вот и не нужна чужая тревога —
Отсвет в облачных клочьях…
Так на что мне пурпур колесниц римских,
Золотые шлемы…
Мазанки белёные станиц низких —
Крохи той же темы:
Поезд пробегал жёлтой, пыльной степью,
Вдоль моря — автобус.
Первый раз увиденная синяя терпкая
Живая пропасть.
В окно — вдруг опущенное — выстрел ветра.
Так по детски страшен
Контур нависающих криво сверху
Генуэзских башен.
Берег травянистый в волнах тёмных.
Рыба. Кукуруза.
Запах литографий в красочных альбомах
С запахом арбуза
Смешаны…
Вот смысл бессмыслицы: пятна
Памяти младенца.
Каждый год прозрачней, и вышивка внятна,
Как на полотенце…
. . . . . . .
А книги тихо смотрят и с полок не просятся,
Примирённые навсегда….
И от снежного вечера исходит спокойствие:
Что там — полвека туда-сюда?
170.
— Ну что тебе ещё, ведь это — вечер.
— Но почему он так похож на вечность?
— Ну что тебе ещё… Ведь скоро утро.
— А почему во встречных окнах мутно?
— Ну что тебе ещё, ведь скоро лето…
— И всё равно мне не хватает света!
(Вот так — последними словами Гёте —
всю жизнь себе я объясняю что-то.
. . . . .
Так что тебе ещё?..
171.
ЭТЮД
Было небу светло:
Но закат уставал.
Он по небу писал
Чёрным грифелем крыш
Над Прощальным Крыльцом
Фонтенбло.
Где-то там, сорок вёрст,
Угасает Париж.
Над клешнями двух лестниц
Крыльца Фонтенбло,
Над клещами двух лестниц
(Их кольцо так мало!) —
Орифламма под ветром,
Ну что ты дрожишь
Над Прощальным Крыльцом
Фонтенбло?
Пусто в парке
и пусто
На парадном дворе,
И вороны не чувствуют,
Что в ноябре
Их на голых ветвях,
Их на чёрных ветвях
Незаметно….
Дубовой листвы намело
На Прощальном Крыльце
Фонтенбло.
Из книги "ПОСЛЕ НАШЕЙ ЭРЫ"
(изд. "Звезда", СПБ, 2002)
172.
Витражи, витражи, витражи —
Пёстрый хаос людей и вещей —
Дай увидеть прозрачную жизнь
Сквозь безумие алых плащей.
Закружи, закружи, закружи
В голубом и зелёном огне,
Отличить бы искусство от лжи
На прозрачной, неверной стене.
Расскажи, расскажи, расскажи —
Как прошёл он, тот сумрачный год,
Как сбылось, что остался он жив
И окончил крестовый поход?
Удержи, удержи, удержи
Скакуна своего на краю,
Отчего до сих пор он дрожит,
Как тогда, в той пустыне, в бою?
В хаотическом беге огней
Пёстрых солнечных бликов ножи —
И неверья и веры сильней
Витражи, витражи, витражи…
173.
СОБОР
…И с неба падает вода
В готические города
На трёхэтажные фасады
С крестами балок меж камней,
И шесть веков скрипят с надсады
Под грузом крыш, страстей и дней;
Смывают шорохи дождей
Забытый цокот лошадей,
И улица узка…
Но небо разодрав, над ней
Ввинтились шпили в облака.
…Взлетать, взлетать, и не взлететь…
И каждый ярус — поколенье.