За последним вздохом (СИ)

Холод усилился, мышцы одеревенели. Из последних сил Кольтира приподнял голову и скривил презрительно рот. Ты за это ответишь, Тассариан, непременно ответишь. За Ан’овин, за Элун’аран, за Фальтору, за самого Кольтиру и за Квель’Талас. Ты делаешь очень большую ошибку. Ты зря оставляешь врагу шанс отомстить. Не жди больше честных поединков, следопыту привычнее бить в спину.

“Anu belore dela’na” - мысленно произнес Кольтира. Именно с этими словами на устах полагается умирать уважающему себя эльфу, но сказать это вслух уже не было сил. Холод будто пропитал его тело изнутри, и когда меч Тассариана ударил в грудь, ломая доспех и ребра, пробивая легкое и сердце, было уже почти не больно.

Кровь застывала прямо в теле, будто Кольтира промерзал, превращаясь в ледяную статую заживо. Он даже в какой-то миг понадеялся, что это все же такое изощренное убийство, а не обращение в нежить. Магия Льда высокой концентрации, еще один удар - и побежденный враг разбивается на тысячи кусочков. Но какого тролля он не умер до сих пор, с пробитым легким и под такой магией? Он же не может дышать. Или может? Сколько времени прошло, с тех пор как клинок пронзил его тело? Ледяное пламя глаз Тассариана заполнило все вокруг, Кольтира видел только этот холодный мерцающий голубой свет и ничего больше, что могло бы ему подсказать, что именно происходит.

А потом в его тело хлынула совсем другая магия, заполняя рану в груди и распространяясь дальше. Не надо быть обученным чародеем, чтобы узнать эту мерзость. По затвердевшим, замерзшим кровеносным сосудам медленно потекла Тьма, будто разъедающая тело изнутри. Она что-то делала с ним, меняла, преобразовывала его. Кольтира никогда не испытывал столь сильной боли и столь всепоглощающего отвращения. И ужаса. Он бы вытащил, вырвал руками эту дрянь из своей разрезанной груди, но не мог пошевелиться. Он закричал, но застывшее горло не пропустило ни звука.

Хватит! Прекрати это, урод! Просто убей и иди дальше!

Невыносимая пытка продолжалась. Измененный голос Тассариана, произносящий незнакомые слова, гремел в ушах. Гулко, страшно, безнадежно. Потом голос начал стихать, или это Кольтира от все нарастающей боли начал терять сознание - давно пора. И в этот момент перед его глазами как наяву возникло видение-воспоминание.

Вот он, мелкий еще, со всех ног несется к матери, чтобы рассказать, как сумел забраться на огромный тополь, на котором все ветки росли так высоко, что приходилось карабкаться, цепляясь пальцами за кору и обхватывая ствол ногами. Этот тополь давно привлек внимание Кольтиры своей неприступностью, и сейчас победа была опьяняющей.

- Ты умница, - рассмеялась мама, когда он повел свой восторженный рассказ уже по третьему разу, не забывая показывать, как именно лез и уточнять, что нисколечко не боялся. - Ты будешь славным воином Плети.

Кольтира вырвал свой разум из этого воспоминания. Что за бред?! В то время никакой Плети не существовало! Мама должна была сказать, что он станет славным воином Квель’Таласа. “Квель’Таласа” - именно так. Как смеет Тассариан осквернять своей мерзкой магией то, что было дорого Кольтире?!

Боль, мучившая его в реальности, стихла, и Кольтира снова увидел воспоминание - забытое и извращенное. Какие-то эльфы разговаривали с его родителями, веселились, смеялись и в их речи звучало имя Артаса, который стал их лидером и поведет к победе.

Нет, нет! Этого не могло быть! Кольтира про себя повторил слова присяги, которые выучил еще в детстве, задолго до того, как ему пришло время ее приносить. “Я, Кольтира Ткач Смерти, присягаю на верность Квель’Таласу, его королю Солнечному Скитальцу и квел’дорайскому народу. Перед лицом Солнца и моих братьев по оружию…”

Однажды он без спроса взял отцовский лук, изумрудно-золотую Лозу. Не просто посмотреть и потрогать. Он ухитрился согнуть его и надеть тетиву. Взял несколько стрел - своих, самодельных, и пошел тренироваться. И выходя из дома, нос к носу столкнулся с отцом. Прятать за спину Лозу, которая была длиннее его самого, было бессмысленно. Сейчас как влетит…

- Я ничего не сломал! Я осторожно! Видишь? - Кольтира ринулся сразу в атаку, демонстрируя отцу неповрежденный лук.

Отец, в целом довольно снисходительный, но строгий и не терпящий непослушания в некоторых, принципиальных для него вопросах, почему-то не рассердился.

- Да ты уже большой у меня совсем, - произнес он странным, немного грустным тоном, но улыбнулся во весь рот. - И как силы-то хватило? Вечером пойдем потренируемся, попробуешь из него пострелять. Совсем большой… Скоро станешь служить Плети и будешь сражаться во славу принца Артаса.

Не было такого! Не было! Не могло быть. Отец бы никогда…

“…клянусь храбро, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни, защищать народ и интересы Квель’Таласа, всемерно способствуя его славе и процветанию”, - вот так правильно!

Тассариан, сволочь, прекрати это! Ты же сам не хочешь служить злу, так зачем, зачем? Не заставишь!