За последним вздохом (СИ)

Кольтира слышал о них еще в Плети, но впервые увидел только сейчас. Сгорбленные, бледные, болезненно тощие, они походили на упырей, но оставались живыми. Ненадолго — как утверждали столичные стражи. Презренные занимали пустующие дома в западной части столицы, если ухитрялись взломать охранные чары. А еще группами набрасывались на каждого встречного, вытягивая из него ману. Тех, кто не сопротивлялся, иногда оставляли в живых, но, в целом, встреча с ними не предвещала ничего хорошего.

Когда они впервые накинулись на Кольтиру, тот пытался с ними поговорить, убедить отстать или просто припугнуть. Сдерживал их чарами, обрывал заклинания вытягивания маны, но на презренных не действовали разговоры. Увидев, что никого не убивают, они потеряли остатки инстинкта самосохранения.

Досуха опустошив резерв его маны, презренные попытались убить рыцаря смерти — наверно, жаждали заполучить амулеты. Кольтира, старательно контролируя силу удара, врезал нескольким, оглушая их, и только тогда остальные разбежались. Он притащил побитых противников на пост стражи. Готовился оправдываться, что они напали первыми, но на этот раз претензий ему не высказали. Забрали презренных и спокойно объяснили, что таких проще убивать на месте. Эта болезнь не лечится, а заключение в темнице, без доступа к мане, только усугубляет их мучения.

Ошарашенный, Кольтира вернулся домой. Он не знал, что Солнечный Колодец не может исцелить эту жажду магии. В Молоте Агмара Этас упоминал, что потребность в вытягивании маны стала меньше — разве не должна она была к этому времени пройти полностью? И Младшая уверяла, что Скверна нужна син’дореям потому, что позволяет быстрее восстановить резерв, только и всего.

Презренные нападали часто, практически каждый день. И однажды Кольтира, врезав одному слишком сильно, проломил ему череп. Смерть наступила мгновенно, и давнее обещание не убивать соплеменников было нарушено. Посреди эльфийской столицы, в десяти минутах ходьбы от поста стражей. Кольтира не испытывал злости и жажды крови, он не хотел их убивать, все вышло случайно — но разве это оправдание? В Квель’Таласе презренных не считали за эльфов, и вообще они были преступниками, убивавшими случайных прохожих — он напомнил себе об этом, но на душе все равно было мерзко.

Презренные не оставили своих попыток убить его, и трупы появлялись снова. А когда Кольтира видел, как этих «не-эльфов» убивает Тассариан, злость на бывшего командира переполняла его.Оставалось только надеяться, что со временем презренные прекратят свои самоубийственные нападения. Но пока они ошивались рядом — Кольтира постоянно чувствовал присутствие живых на соседних, якобы заброшенных, участках.

Через неделю после приезда он начал возню с документами и наследством. С домом отца проблем не возникло: других наследников не было. Имущество деда досталось его, дедовой, кузине. Кольтира не был с ней знаком и судиться не собирался. Даже подписал какую-то бумагу, чтобы в случае его окончательной смерти эта дама смогла получить титул. То, что у него появилась наследница, пусть даже он о ней не знал ничего, кроме имени, казалось очень правильным.

Встретился с теткой Клеа. Та с каким-то болезненным любопытством выспрашивала подробности нежизни племянницы в Подгороде, но на закономерный вопрос, разве та не сообщает все это в письмах, женщина невнятно пробормотала, что они потеряли связь после Третьей войны.

— Понятно, — хмыкнул Кольтира, и больше к ей не заходил.

Несколько раз он пытался наладить контакты со своими старыми знакомыми, но многие переехали неизвестно куда или и вовсе погибли. Некоторые — от его собственной руки. Накиэль, Станлод. Оставшиеся боялись его. Никто не указал ему на дверь, просто он чувствовал их страх и уходил сам. Сначала думал, что со временем к нему привыкнут, но ничего не менялось.

В его присутствии эльфы не хватались за оружие и не звали стражу, но появилось стойкое ощущение, что это предел возможного расположения. Из их памяти не изгладились ужасы войны с самой Смертью. Держаться подальше от монстра вроде Кольтиры — это правильно и разумно с их стороны.

Видя такое отношение, он говорил себе, что нужно не озлобиться и не начать ненавидеть эльфов так же, как они — его. Они имели право на страх, злость, недоверие и настороженность. И отвращение. Они не виноваты, проблема была не в них, а в нем самом. В том, что он сделал, в том, кем он был.

Рыцарь смерти — воплощение воли Короля-Лича, меч в его руке. Каждый, в чьих глазах горело ледяное пламя, совершил тысячи преступлений во славу своего Повелителя. Это Отрекшиеся могли умереть от Чумы и проболтаться до восстания Сильваны где-нибудь на окраинах Лордерона. Или тихо лежать в могиле, пока их не поднимет валь’кира. Вид разлагающихся тел вызывал отвращение, но сами по себе Отрекшиеся не были виновны по умолчанию, априорно. В отличие от него, рыцаря смерти.

Чем дальше, тем чаще ему казалось, что было ошибкой приезжать сюда.