Поэтому Киплингу интереснее всего тот, кто может пересечь границу между мирами, стать своим среди чужих и вернуться домой. Маугли – случай самый известный, но отнюдь не единственный. Маленький Тумаи становится свидетелем слоновьих плясок – непонятного и непознаваемого ритуала, после которого в джунглях остаются вытоптанные круги. Лишь после удивительной и страшной ночи на спине слона, ушедшего из лагеря, Тумаи становится полноправным погонщиком: он приобщился к тайне, которую ни Киплинг, ни слоны выдавать не собираются. Министр Пуран Бхагат, осыпанный всеми мыслимыми почестями англичан, становится отшельником, заводит дружбу со зверями – и, отказавшись от созерцания, спасает жителей деревушки, на которую несется лавина. Формально он нарушает Закон – так же, как самозванные вожди Маугли и Белый Котик, которые силой заставляют соплеменников принять то, что для них лучше всего: новый порядок. Сильная личность во главе «корпорации» – идея с отчетливым фашистским привкусом, тем более, что вертикаль подчинения – от Императрицы Индии до последнего лагерного мула – выстроена в финале первой книги четко и недвусмысленно. Противопоставлена этой иерархии может быть только беззаконная свобода, разрушительная для общества, будь то волчья стая или толпа Бандар-Логов. (
Однако у Киплинга любая политическая доктрина работает прежде всего как метафора. Если Закон нарушен (людьми, Шер-Ханом, силами природы) – он должен быть и будет восстановлен. Единство многообразия разумно и естественно – но кто-то должен охранять и регулировать это динамическое равновесие, будь то Хатхи, смотритель за водяным перемирием, или служащие британской разведки в позднейшем «Киме».
Мир «Книг Джунглей» в конечном счете неизменен.
Настолько живое ощущение мифа можно встретить только у Вагнера – однако Киплинг, в отличие от него, говорил о современности, пусть и увиденной непривычным, «животным» взглядом (так, тема восстания сипаев пронизывает обе «Книги Джунглей»). Чрезвычайно примечательно, что чудес и магии в этих рассказах нет вовсе, даже в рассказе, который назван «Чудо Пуран Бхагата». Сверхъестественные объяснения событий Киплинг оставляет на долю жрецов, к которым относится весьма саркастически. Оно и понятно: в мифе не может быть чуда, потому что он весь чудесен. Если судьбы Маугли и Рикки-Тикки-Тави непосредственно связаны с теми древними временами, когда лианы оставили полосы на боках Тигра, а Брахма возложил свой знак на клобук Кобры, – значит, Законы неизменны.
«Книги Джунглей» задали несколько направлений, по которым Киплинг пойдет в дальнейшем.
Диалектику свободы и подчинения он до конца жизни будет разрабатывать в басенном жанре, от рассказа «Бродячий делегат» (1894) до изощренной притчи «Ваш слуга, пес» (1930), в которой заглавный герой называет хозяев «Мои Собственные Боги». Не говорю уж о стихотворении «Мировая с Медведем» (1898), аллегории политической (
Обещая в первой «Книге Джунглей» поведать «рассказ для больших» о том, как Маугли «спустя много лет стал взрослым и женился», Киплинг не кривил душой. Собственно, он выполнил обещание еще до того, как его дал: рассказ «В лесах Индии» («В рукхе») опубликован еще в 1893 году. Киплинг знал, чем закончится история Маугли, прежде чем она началась. Его судьба – быть посредником между людьми (белыми!) и животными в северо-западном заповеднике; Маугли, как и многим любимым героям Киплинга, не приходится выбирать между двумя мирами – вернее, выбор оборачивается примирением их обоих.