За пределами ведомых нам полей

Честертон некогда упрекнул Киплинга в том, что он недостаточно патриотичен: обожает Британию, но не знает Англии, да и сам Киплинг как-то заметил в письме к Хаггарду, который отлично мог его понять: «Я медленно открываю для себя Англию – самую замечательную заграницу, в которой мне довелось побывать».

Результатом этого «открытия» стала дилогия «Пак с Волшебных Холмов» (1906) и «Награды и феи» (1910)[95] – вероятно, самая слабая (сравнительно, конечно), из книг Киплинга, имеющих отношение к фэнтези. Пак, последний обитатель Холмов, оставшийся в Англии, знакомит брата и сестру, Дэна и Уну, с людьми Британских островов – от древнейших, неолитических времен до начала XIX века: с римским центурионом и королевой Елизаветой, астрологом и строителем… Любопытно, что Киплинг тщательно избегает тех столетий, которые описаны в хрониках Шекспира: состязаться он не хотел, а история Британии предоставляла множество сюжетов и без того.

«Пак» перекликается с «Книгами Джунглей» в том отношении, что показывает современный европейский взгляд на мир как один из возможных. История человека, который избавил деревню от чумы, следуя астрологической логике, весьма показательна. Но Киплинг заходит и дальше: лучший рассказ цикла, «Нож и Голый Мел», повествует о превращении человека в бога. Древний овцевод, подобно Одину, отдает глаз за тайну холодного железа, чтобы спасти от Серого Пастуха (Волка) людей и овец: «Овцы ведь люди». А второй платой стало одиночество, ибо Купивший Нож стал, как сказано, богом для своего народа.

История Британии оказывается непрерывной цепью потерь и обретений, жертв и самопожертвований (Елизавета отправляет молодых людей на верную смерть, и те идут добровольно, ибо такова нужда Страны). После Реформации навсегда покидает Англию Народ Холмов, ибо время его прошло – сквозная тема «Пака». Но контрапунктом идет столь же чудесная история меча Виланда, божественного кузнеца, которая заканчивается событием вполне историческим – принятием Великой хартии вольностей. К этому переломному моменту британской истории, как выясняется, приложили руку евреи, – однако Киплинг не пересказывает басню о жидомасонском заговоре: для него важно, что новую Британию создавали все ее обитатели, вне зависимости от происхождения и веры. Миф и история подтверждают и укрепляют друг друга: Пак реален, как Талейран, великая Елизавета чудесна, как королева фей Глориана.

Старые знакомцы возвращаются в новых рассказах, причинно-следственные связи тянутся через века, – словом, композиционное мастерство Киплинга, как всегда на высоте. Неудачей представляется скорее изначальная модель повествования: Пак не показывает детям картины древности, но выкликает из прошлого людей, которые рассказывают свои истории, то и дело прерываемые Паком, Дэном и Уной. Так миф превращается в некое театральное представление, – и только в «Ноже и Голом Меле» диалог обретает ритм и мощь древней трагедии.

Однако сюжеты Киплинга, ощутимая в каждой строке кровная связь с родной страной и родной историей привлекают многих – в том числе и писателей. Как вызвать в наш мир обитателей Холмов? Разыграть посреди одного из древних каменных кругов «Сон в летнюю ночь». Это Киплинг, но это и «Дамы и Господа» Терри Пратчетта. Молодые люди, почти мальчишки, защищают великую Стену от набега северных дикарей; в тот миг, когда, казалось бы, неминуемо поражение, на помощь Стене приходит войско нового императора. Это – рассказ центуриона Парнезия, но это и «Буря мечей» Джорджа Р. Р. Мартина.

Киплинговская фантастика настолько многообразна, что обо всем не расскажешь, тем более – в цикле, посвященном предыстории фэнтези. Научно-фантастические рассказы Киплинга показали молодому Хайнлайну, как можно ненавязчиво подавать реалии мира будущего; «Лучшая в мире повесть» (1891), в которой банковский клерк вспоминает свое прошлое воплощение – жизнь греческого галерного раба, – несомненно повлияла на «Корабль Иштар» Абрахама Меррита (1924); а «Око Аллаха» (1926), рассказ о микроскопе в средневековом монастыре, кажется, держал в памяти Умберто Эко.

К числу лучших сочинений Киплинга относятся мистические новеллы, которые лишь на последних страницах открывают таинственную подоплеку событий. «Они» (1904) и «Садовник» (1926) принадлежат к тем редким рассказам, в которых финальный поворот не выглядит надуманным и производит столь же сильное впечатление при каждом перечитывании. Сюжеты не пересказываю – именно для того, чтобы не смягчать удар этих сильнейших трагических рассказов, в которых Киплинг выплеснул самое больше свое горе: потерю детей. В 1899 году умерла его дочь Джозефина (Таффи из «Просто сказок»), в 1915 на войне погиб сын Джон, который мог по состоянию здоровья получить «белый билет», но, следуя наставлениям отца, отправился на фронт. В числе «Военных эпитафий» Киплинга есть и такая:

Коль спросит кто: почему вы здесь пали? –

Ответь: потому что отцы наши лгали.