За пределами ведомых нам полей

Киплинг мог быть безжалостен и к себе самому, и к своей стране. В конечном счете любая империя обречена на падение, любой человек – на поражение; однако это не повод пренебрегать своим долгом.

Киплинг мог ошибаться – и ошибался часто, с трагическими последствиями: едва ли не всё поколение, прошедшее Первую мировую, Киплинга просто ненавидело. Однако Хемингуэй на вопрос, что нужно настоящему писателю, отвечал: «Во-первых, нужен талант, большой талант. Такой, как у Киплинга» (пер. И. Кашкина).

А еще у Киплинга была вера – вера в незыблемые ценности, которая, как казалось на рубеже веков, только и могла сохраниться на краю света. Верит в «Бога Динамо» африканец в рассказе Уэллса. «Дикари, те веру знают, – говорит миссионер в «Тени акулы» Честертона. – Они приносят ей в жертву животных, детей, жизнь. Вы бы позеленели от страха, если бы хоть краем глаза увидели их веру. Это – не рыба в море, а море, где живет рыба» (пер. Н. Трауберг). И, как заметил тот же Честертон, когда люди перестают верить в Кого-то, они начинают верить во всё. «Люди с готовностью принимают на веру любые голословные утверждения. Оттесняя ваш старинный рационализм и скепсис, лавиною надвигается новая сила, и имя ей – суеверие» («Вещая собака», пер. Е. Коротковой).

То необычное и чудесное, что викторианцы хоть как-то пытались рационализировать и объяснять, в ХХ веке представляется принципиально непознаваемым и неодолимым. Судьба полковника Куртца (чьи последние слова – «Ужас. Ужас») объявлена единственно возможной; зов Ктулху слышнее тихой проповеди отца Брауна.

И Боги Азбучных Истин, – как предупреждал Киплинг, – нагрянули, подъявши меч.

_________________________

15. Дудочник у врат зари

…І пан над панами!

Тарас Шевченко

Меломаны, прочитав название статьи, сразу вспомнят первый альбом «Пинк Флойд» – «The Piper at the Gates of Dawn». А поклонники группы добавят, что Сид Барретт окрестил диск в честь одноименной главы из книги Кеннета Грэхема «Ветер в ивах». Водяная Крыса и Крот привлечены дивной музыкой к полянке посреди островка. «Вот где обитают мои певчие сны, вот где играла для меня та музыка. В этом святом месте и нигде более мы встретим Его!» И Он является – великий бог Пан, Друг и Помощник, душа самой Природы.

Не столь известно, что Барретт утверждал, будто и сам встречал Пана – причем неоднократно – и дух леса входил в него, даруя прозрение тех путей, которыми следует природа.

Конечно, под влиянием галлюциногенов и не такое увидишь, – однако же примечательно, что именно Пан был одним из немногих богов, являвшихся людям уже в исторические времена. Не он ли, как сообщает Геродот (VI, 105), встретил скорохода Фидиппида за несколько дней до битвы при Марафоне и укорил афинян за то, что они им пренебрегают, хотя Пан афинянам неизменно благоволит? Разве не козлоногий бог, согласно Павсанию (X, XXIII, 5), наслал панический ужас на варваров-галатов, которые в III веке до Р.Х. вторглись в Дельфы? И, наконец, уже в правление Тиберия, разве не услышал корабельщик Тамус, проплывая мимо острова Пакса, некий голос, объявивший, что великий бог Пан умер, и великий плач последовал за тем? Об этом сообщает Плутарх в диалоге «Об упадке оракулов» (XVII, 419a-e), и нет оснований ему не доверять. Тиберий велел провести расследование, но удалось установить лишь то, что Пан был сыном Гермеса и Пенелопы – той самой; или другой. Однако и век спустя, во времена Павсания, святилища Пана были еще живы в Греции.

Как случилось, что именно Пан стал символом античного язычества, нетрудно сказать. Каким бы ни было происхождение его имени («плодоносный» или «пастух»), слово ~a по-гречески означает «всё», и с течением времени младший из богов стал старейшим из них, богом всего. Снова и снова, особенно в эпоху эллинизма, мудрецы пытались соединить всех богов в одного, величайшего и единственного, – Пан пришелся ко двору: несомненное воплощение Природы, а значит и мира вообще.

Но была и еще одна причина, мистического толка.