За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии

Хотя русские националисты стремились маргинализовать место ислама в империи, в которой, как они надеялись, все сильнее доминирует русская нация, мусульмане продолжали адаптироваться к условиям империи и находить в ней религиозное прибежище. В начале ХХ в. они заявляли о своих правах на гражданство и стремились приобрести его в рамках режима ограниченных гражданских прав самодержавной России; в то же время они требовали государственной поддержки «ортодоксии» в своих конфликтах представлений об исламе. Подъем националистических движений не привел к расхождению путей царского режима и массы его мусульманских подданных. Разумеется, в последние тридцать лет существования империи выросло число крайних экстремистов, призывавших к конфронтации и отделению. Но шум их назойливых голосов (зачастую сильнее раздававшийся за пределами России) не должен заглушать голосов большинства, которое по-прежнему стремилось приспособиться и интегрироваться. И мусульмане, и имперские элиты боролись за выживание в непредсказуемом мире на бурном рубеже столетий в империи, переживавшей стремительные социально-экономические трансформации и политические волнения. Многие мусульмане и государственные чиновники крайне нуждались в исламе как якоре стабильности. Более чем когда-либо угрозы, надвигавшиеся из‐за границы, – особенно панисламистские движения, поддерживаемые Османской империей и европейскими державами, – служили для более умеренных российских государственных деятелей подтверждением ценности веротерпимости и мультиконфессионального порядка романовской империи. С этой точки зрения ислам оставался источником силы для государства и ценностью, которую использовали бы к своей выгоде враги России – от Германии и Японии до Османской империи, – если бы Россия ею пренебрегла.

ПРОТИВ ИСЛАМА

После Крымской войны представители церкви и государства на местах провели новые границы веротерпимости, но не прямо нападая на ислам, а заявляя о покровительстве христианам в Поволжье и потенциальным христианам среди степных кочевников[474]. Во время войны правительство закрыло орган мусульманского самоуправления (Татарскую ратушу) в Татарской слободе Казани. Режим требовал от мусульманских авторитетов проповедей с призывами к жертвам во имя царя и отечества, притом что мусульман также обвиняли в уклонении от исполнения долга[475]. Некоторые из них сопротивлялись рекрутскому набору или дезертировали, как и другие подданные. Небольшое число мусульман с Волги и Урала также предпочли эмигрировать в Османскую империю во время Крымской войны, или сразу после нее, или позже, в 1877–1878 гг., хотя оренбургский муфтий предостерегал их против бегства из родной страны[476]. В большинстве случаев мусульмане с сомнением воспринимали слухи о правительственном плане обратить рекрутов в христианство, и подчинялись призыву к оружию[477].

Российские власти осознанно стремились сделать свою политику созвучной другим имперским державам и ответить на новые вызовы со стороны исламского мира. Они следили за тем, как британцы возложили главную ответственность за индийское восстание 1857 г. на мусульман, которым приписывали стремление восстановить мусульманский суверенитет[478]. В Африке мусульман тоже называли главным врагом европейской цивилизации, а ислам – причиной противостояния британскому и французскому правлению и культурной альтернативой их цивилизаторским миссиям. Признаки исламских реформ и мобилизации в Османской империи, Египте, Китае и повсеместно вызывали неоднозначную реакцию тревожности (и реже – восхищения, в тех случаях, когда их можно было истолковать как принятие идеалов европейской рациональности). Русские следили за европейской прессой, которая била тревогу из‐за панисламизма, привлекая внимание к интеллектуалам вроде Джамаладина Афгани (1838–1897), который призывал мусульман объединиться против иностранного господства. Комментаторы указывали на угрозы европейскому превосходству в мире со стороны «фанатичного» населения, пробуждавшегося от вялости и застоя. Французский текст под названием «Ислам в XIX веке», распространявшийся среди царских чиновников, обращал особое внимание на угрозы «реформаторских тенденций», которыми питались «народные движения в пользу национальной и духовной власти против светской власти узурпаторов или иностранцев». Автор определял «удивительное движение обновления и пропаганды» в Азии и Африке как «серьезную опасность» для «действительных интересов цивилизованного мира»[479]. Внутри Российской империи Шамиль и Дукчи-ишан служили напоминанием об этой опасности, хотя первого взяли в плен в 1859 г. и затем позволили эмигрировать после короткого пребывания в плену в роли своего рода знаменитости, а второго повесили[480].