За решеткой

— Но нет, у Джеффа нет никакого диагноза. Он обычный чудак в камере смертника. Сертифицированный социопат.

— Я все слышу.

— А ты и должен был слышать, Джеффери. Может, разденешься? Мы скоро поведем группу в душ. Может, я заберу тебя первым, если будешь готов.

Мы проверили следующую камеру (ее обитатель спал), затем подошли к последней камере в ряду, на двери которой значилась черная цифра 21. Хавьер заглянул внутрь и задержался дольше привычного. Когда он отстранился, мне стало любопытно.

Он покосился на меня и вскинул бровь.

— Тут Бишоп. Мы зовем его мрачным гигантом или безмолвным гигантом. Мало говорит, но почему-то кажется устрашающим. Большинству охранников некомфортно с ним. Почему-то сильный молчаливый тип внушает постоянные опасения. Никогда не знаешь, о чем он думает, и эти пронизывающие темные глаза смотрят прямо в душу.

— С болтунами никогда не приходится гадать, что творится у них в башке. Они сами тебе скажут. А с этим остается гадать.

Хавьер отошел в сторону, и я заглянул в окно камеры. Мужчина внутри казался непригодным для комнаты таких размеров. Даже пока он сидел на кровати в углу, я видел, что он намного выше меня. Почти два метра ростом, если бы меня попросили угадать.

Одна его нога была вытянута на кровати, вторую он опустил на пол. В руках у него была потрепанная книжка. Белая футболка резко контрастировала с темно-коричневой кожей. Он держал голову опущенной и читал.

Как такой здоровенный мужчина спал на такой крохотной кровати. Если он ляжет, то ноги наверняка свесятся с другого конца. Пусть у давно сидящего заключенного мышцы неизбежно атрофировались, у него они все равно были подтянутыми и очерченными. Подозреваю, что этот парень с умом использовал время досуга.

Я настолько отвлекся на габариты мужчины, которого Хавьер назвал Бишопом, что не сразу заметил другие детали его камеры, отличавшие его жилье от других заключенных. Каждый дюйм комнаты был покрыт рисунками. Не прилепленными рисунками, а угольными набросками, сделанными непосредственно на бетоне.

И они были невероятными.

— Иисусе, — прошептал я едва слышно. — Это он нарисовал?

— Все до единого. Когда он сделал это в первый раз, его заставили отмывать. Выписали предупреждение, и он 90 дней провел без привилегий на втором уровне. Как только он снова поднялся на первый, и ему вернули принадлежности для рисования, он сделал то же самое снова. Он начинает с той стены, которую мы не видим, так что когда он изрисует ее всю и переходит к следующей, проходит месяц или около того. Потом он снова попался. Та же история. Снова и снова. После пятого или шестого раза Рей доложил начальнику тюрьмы. Тот сказал забить. Он никому не вредит. Ну и вот результат.

— Вау.

— У чувака талант. Жаль, что он остается за решетками.

Сложно было различить все через зарешеченное окно, но от того, что я видел, перехватывало дух. Там были птицы и цветы, бабочки и деревья, дома с тротуарами и машинами, люди молодые и старые. Мир, которого у Бишопа больше не существовало.

Волоски на моей шее встали дыбом, и я перевел взгляд на мужчину на кровати. На меня смотрели абсолютно черные глаза. У Бишопа была бритая голова, квадратное лицо и полные губы. Но именно глубина его внимания выбила меня из колеи. «Пронизывающий» — это неподходящее слово для описания его взгляда. Он как будто смотрел в мою душу, и мое сердце забилось чаще, но я не мог понять, вызвано ли это страхом перед молчаливым гигантом или чем-то другим.

Я отстранился и выдохнул, чтобы скрыть свой дискомфорт, затем глянул туда, откуда мы пришли.

— Значит, дальше душ?

— Ага, дай мне секундочку, — Хавьер нажал кнопку на рации, закрепленной у его плеча, доложил о пересчете заключенных, затем переключился на другой канал и снова заговорил. — Мэйсон, ты свободен?

Рация потрещала, затем раздался голос.

— Иду.

Хавьер пошел обратно к 19 камере, где сидел парень по имени Джеффери. По опыту я знал, что не надо давать обещания заключенным, если ты не собирался их выполнять. Не сдержать слово — лучший способ потерять уважение. Так что я знал, что мы начнем душевые процедуры с него.

— Мы с Мэйсоном занимаемся секциями А и Б в этом блоке. В общей сложности двадцать восемь камер. Здесь четырнадцать. В этом коридоре и в соседнем. И четырнадцать внизу, с той же планировкой. Мы делим меж собой пересчет заключенных и по отдельности наблюдаем за камерами, но любые переводы заключенных обязательно осуществляются двумя надзирателями. Без исключений. Когда мы ведем этих ребят в душ, на досуг, на посещения, к барберу, куда угодно, мы делаем это вместе. Я позволю тебе понаблюдать первые пару раз.

Я кивнул, когда сзади меня раздались шаги по бетону. Мэйсон пришел от лестниц в дальнем конце ряда, и он улыбался. У него были светлые волосы, уложенные гелем, серебристо-голубые глаза и гладко выбритое лицо. Он был на несколько сантиметров ниже меня, от силы метр семьдесят семь ростом. Не особо мускулистый, но явно следящий за собой.

— Тренирую новичка, — сказал Хавьер, махнув в мою сторону.

Мэйсон протянул руку, и мы обменялись рукопожатиями.