За рубежом и на Москве

– В вашем искусстве нет ничего такого, чего бы человеку, в Писании наученному, не знать. Если ты в Писании сам научен, то твое искусство от Бога, а если от дьявола, то от твоего искусства только соблазн и вред народу православному, и потому волен я тебя не пускать в наше государство. А что до моей веры[32] к тебе, то у нас сохранились записи с веры, чиненной в царствование благоверного царя Бориса дохтуру Тимофею Ульсу печатником Василием Щелкаловым и посольским дьяком, и франкскому аптекарю Филиппу Бриоту через дохтура Дия, и аптекарю Госсениуса, и глазного дохтура Богдана Вагнера… И по тем записям я тебе буду веру делать.

Аглин прекрасно видел, что спорить против этого было бы бесполезно, что в случае его нежелания подвергнуться экзамену ничего не понимающего дьяка его попросту не пустили бы в Московское государство и он должен был бы ехать обратно за рубеж.

– Хорошо, – ответил он. – Я согласен на вашу веру и докажу вам свое искусство.

– Если ты эту самую веру как следует выдержишь, то мы выдадим тебе на дорогу опасную грамоту, с которой ты доедешь до Москвы, – сказал дьяк. – И никто в дороге тебе с этой грамотой не может никаких притеснений чинить. А буде пожелаешь на родину возвратиться, то с этой грамотой вплоть до рубежа можешь доехать. А ежели ты на государевой службе преуспеешь, то великий государь может приказать тебе путевые издержки возвратить. Вот если бы ты приехал сюда по приказу великого государя, то я тебе и все деньги на дорогу выдал бы. Вот дохтуру Блументросту великий государь дал из Пскова на его самого, на сына, на двух дочерей, двух девок и еще на одиннадцать мужеска пола двадцать пять подвод для проезда в Москву и поденный корм; а кроме того, выдано поденных путевых денег – дохтуру по шести алтын и четыре деньги в день, детям его – по восьми денег, людям его – по шести денег в день каждому.

Аглин молчал.

Затем дьяк приказал одному из приставов получить следуемые таможенные деньги и уехал, сказав Аглину, чтобы тот завтра переезжал на берег и явился к нему.

Когда баркас с русскими служилыми людьми отплыл от берега, Аглин, задумчиво стоя у борта судна, смотрел на берег и не заметил, как к нему сзади тихо подошла молодая женщина и дотронулась до его плеча.

– Ты задумался о чем-то? – спросила она. – Разве есть что неприятное?

– Не стоит думать об этом, – ответил Аглин. – В будущем еще много будет предстоять неприятного. Ну, да мы еще посмотрим!

Молодая женщина крепко пожала ему руку, как бы ободряя его для будущего, которое – они были уверены – будет принадлежать им.

III

На другой день Аглин, съехавший на берег, пришел в земскую избу, где его дожидались воевода и дьяк с целым штатом подьячих. После обычных вопросов, кто он таков, откуда приехал и за каким делом, Аглин, надеявшийся, что ему, быть может, удастся как-нибудь избежать унизительного допроса о его искусстве, предъявил свои грамоты, в которых удостоверялось лекарское звание, присвоенное ему медицинским факультетом одного из немецких университетов.

Дьяк просмотрел его бумаги, в которых, конечно, ничего не понял, и пошептался о чем-то с воеводой. Тот кивнул в знак согласия головой. Дьяк солидно откашлялся, поправил свой высокий козырь и произнес:

– Сказываешься ты дохтур и грамоты у тебя есть, которые ты от высокой школы[33] получил. А есть ли у тебя книги дохтурские, по которым ты немочи лечишь?

– Книги докторские у меня есть, но они остались у меня дома, и сюда я их с собою не взял, – ответил Аглин. – Да для того, кто свое искусство хорошо знает, никакие книги не нужны, так как у такого человека все его познания в голове имеются.

Подьячий записал слова Аглина.

Дьяк продолжал свой допрос:

– А есть ли у тебя зелья лечебные и разные травы лекарственные? И нет ли между ними таких, от которых человеку может вред приключиться?

– Лекарств с собою я не имею никаких и не взял их, потому что слышал, что у вас, в Москве, имеются две аптеки, в которых можно всякое лекарство получить.

Дьяк посмотрел в лежавший перед ним свиток и продолжал:

– А какие ты немочи знаешь лечить и по чему у человека какову немочь опознаешь? По водам (моче) или по жилам (пульсу).

– Всякие болезни имеются, – ответил Аглин. – Иные по водам можно узнать, иные – по жилам, иные – по языку. И на всякую болезнь своя примета есть.

Получив последний ответ, дьяк зашептал что-то воеводе, после чего последний произнес:

– Кажется нам, что ты, видимо, человек ученый и искусство свое знаешь. Но так как у тебя нет никаких бумаг ни от кого из государей и потентатов к нашему великому государю, то должен я тебя задержать здесь и донести о тебе великому государю в Москву. И если он разрешит тебе въехать в Москву, то выдам тебе охранную грамоту, и ты поезжай с Богом. А ежели великий государь не разрешит, то должен я буду тебя отправить назад за рубеж.