За рубежом и на Москве

В это же время, когда Матвеев ехал с Яглиным, дьяк Румянцев встречал с распростертыми объятьями воеводу Петра Ивановча Потемкина, вызванного в Москву Посольским приказом для нового посольства за рубеж.

– Кого мои грешные очи видят? – притворяясь чрезвычайно обрадованным, воскликнул Румянцев, громко лобызаясь с гостем. – Петр Иванович! Сколько лет, сколько зим не видались!.. Как тебя Бог милует?

– Ништо, Семен, пока Бог грехам терпит, хожу еще по земле, – ответил Потемкин. – Как ты?

– Да мы что? Мы – люди маленькие, про нас, поди, и на Небе-то забыли. А ведь нами двоими с тобою то посольство и держалось, – прикидываясь простецом, ввернул язвительное слово Румянцев. – Не пьяницу же Прокофьича-подьячего считать?

– Про Яглина Романа забыл, Семен, – сказал Потемкин. – Жалко парня-то! Рано сгиб.

Потемкин не мог в эти несколько лет позабыть про Яглина, так как смерть последнего разрушила его планы на замужество дочери.

– Не сгиб он, не бойся: такие люди, как Яглин Ромашка, не сгибают, – с хитрой улыбкой сказал Румянцев.

– Как не сгиб? – изумленно спросил воевода. – Ведь он там же, во Франкской земле, потонул.

– Ну, знать, только тонул, да не затонул совсем, а вынырнул и живет теперь себе спокойно, да в почете, да с молодой женой.

– Что ты там мелешь, Семен? – воскликнул Потемкин. – Как он жив остался? Где он? С какой женой?

– Как он остался жив, не знаю, а что он здесь, да еще обжененный, так это доподлинно верно. Хочешь, так икону тебе в том сниму.

– Где же этот вор? – в ярости закричал Потемкин. – Подай мне его! Что же он обманул меня? А Настасья моя из-за него и по сию пору в девках сидит. Да я его в бараний рог согну!

– Ну, боярин, теперь тебе его не достать скоро-то. Да и то сказать: Романа Яглина и на самом деле в живых нет, а есть заморский дохтур Роман Аглин и состоит он теперь на службе Аптекарского приказа.

– Что такое? Ничего не понимаю, Семен.

Румянцев рассказал Потемкину про те подозрения, которые возникли у него, когда он увидел заморского доктора Романа Аглина, как он напустил на Матвеева доктора Гадена и что из этого вышло.

– Вот оно что! – протянул Потемкин. – Вот он как шагнул. Да только верно ли, Семен? За каким шутом его сюда принесло, коли он сбежал из посольства? Жил бы себе за рубежом.

– Ну, про это он один только знает, зачем он приехал сюда.

Потемкин в возбуждении заходил по комнате, а затем воскликнул:

– Ну, Семен, если же что – правда, так – смотри – не сносить ему головы! Уж я свою сложу, ну а рядом с моей с помоста будет катиться и его.

– И будет глупо! – ответил Румянцев. – К чему твоей голове также катиться, когда его одна может это сделать? Только вот еще что тебе я скажу, боярин: как ты его достанешь? Слышал ты, что я тебе рассказывал, как шугнул Гадена Матвеев?

Потемкин задумался.

– Да, – произнес он после некоторого молчания, – об этом надо подумать.

– Вот то-то и оно. А головой поиграть мы еще успеем. А надобно сделать так, чтобы и нам целехонькими остаться, да и Ромашке сгибнуть… на этот раз уж окончательно.

XIX

Царский поезд далеко вытянулся, выезжая из Москвы. По улицам и у ворот толпилось много любопытных, смотревших на одетых в нарядные кафтаны разных цветов, с саблями у бедра, с пищалями в одной руке и с бердышами в другой, стрельцов. Они мерно шагали впереди, побрякивая своими патронными трубочками, висевшими на ремне через правое плечо. За ними ехали верхами боярские дети и придворные – дворцовые жильцы; у некоторых из них были на руках одетые в теплые попоночки ввиду зимнего времени соколы, другие вели собак на смычках.

За боярскими детьми и жильцами шли опять стрельцы, позади которых ехали в санях и кошевках ближние к царю люди, между которыми можно было видеть боярина Матвеева, Ордина-Нащокина, князя Черкасского и некоторых родственников царицы, Нарышкиных. Позади этих саней ехал запряженный шестеркой, обитый теплыми мехами возок царя, со стеклянными дверцами по бокам.

Не слишком далеко от возка шли сани с прислугой, царской кухней и несколько подвод с докторами и царской походной аптекой, с походной церковью и священнослужителями. Поезд замыкал многочисленный отряд конных стрельцов, рейтар и драгун.

Стоявшие любопытные кланялись в землю, когда проезжал мимо царский возок.

– Где же он, Ромашка-то? – нетерпеливо спросил бывший тоже в толпе Потемкин стоявшего рядом с ним дьяка Румянцева.

– А вот гляди влево! – ответил дьяк. – Видишь, вот едут попы, а позади попов двое дохтуров в черных шапках? Узнаешь?..

– Господи Христе! Да ведь это и впрямь Ромашка! – воскликнул удивленный Потемкин.

Когда они вернулись с царских проводов в дом Румянцева, дьяк сказал:

– Давай пошлем за подьячим Прокофьичем; они с Ромашкой-то приятели были.

– Спосылай, Семен.

Через час Прокофьич пришел к дьяку.

– Ну-ка, садись, Прокофьич, испей медку с нами да погуторим по душам. Вспомним, как за рубежом странствовали, – сказал Потемкин, наливая кубки.

– Выпить можно. Отчего не выпить? – ответил подьячий, присаживаясь к столу, уставленному медом и пивом.