За синими реками, за дальними горами (СИ)

Тоши, Тоши… И почему сердце так болит и сжимается при одном воспоминании? Что в нём такого - высокий рост да худоба, да глаза узкие и волосы чёрные. Около него я похожа на матрёшку расписную - нос курносый, щёки красные, губы пухлые, а в этом сарафане - так и вовсе на ватную куклу, что сажают на чайник! Ох…

Сердце опять кольнуло, и я сжала кулаки да подивилась тому, что слёзы течь перестали, оставив на память лишь подсыхающие дорожки на щеках.

Ладно. Утро вечера мудренее. Глядишь, с первыми лучами солнца всё плохое обернётся не столь уж ужасным, как кажется сейчас. Пора возвращаться в терем.

Я глубоко вздохнула, огляделась и почувствовала, как по спине побежали мурашки - будто бы рука ледяная погладила чуть пониже шеи.

Тишина, окутывавшая царские палаты, была плотной, словно кто-то набросил на них сверху пуховую перину. Тьма, обступавшая меня, не была кромешной, и я могла разглядеть очертания предметов…

…Чтобы понять, что угодила не туда, куда было нужно.

Чтобы попасть в палаты, нужно было миновать одно из четырёх крылец. Два из них были парадными, ещё одно отводилось специально для челяди, а последнее вытребовал для себя Полкан - дескать, нужны покои, что поближе к отдельному входу. Не любит папенькин любимец, чтобы мимо его комнаты шастали почём зря.

Именно через Полканово крыльцо я в палаты и забежала. Понять это не составило труда - только у его дверей стояла огромная медная ваза, невесть за какие заслуги подаренная папенькиными боярами. Эту вазу Полкан берёг пуще зеницы ока и зорко следил за тем, чтобы она была начищена до блеска.

По тусклому поблескиванию её пузатого бока я и поняла, где нахожусь, а поняв, едва не лишилась чувств от ужаса.

А ну как Полкану вздумается проснуться и выглянуть за дверь!

Чувствуя, как сердце заколотилось где-то в горле, я тихонько, на цыпочках, стала пробираться по коридору, замирая при каждом шорохе. О том, чтобы вернуться на улицу и обойти палаты снаружи, даже думать было страшно - мысль о том, что я могу вновь столкнуться с Тоши, пугала не меньше, чем возможность встречи с папенькиными стрельцами.

Тут рядом со мной что-то всхрапнуло, будто медведь за углом притаился. Тоненько ахнув, я зажала себе рот руками и прижалась к стене, отчаянно надеясь, что меня не заметили.

Всхрап повторился снова, а вслед за ним донеслось гулкое бормотание, словно кто-то заговорил, сунув голову в ведро. Я стояла, не дыша, пока не поняла, что звуки доносятся из-за стены, к которой я прижималась - аккурат из покоев Полкана.

Батюшка не раз поминал при мне присказку про любопытную Варвару, но я ничего не могла с собой поделать. Уж больно захотелось узнать, что поделывает Полкан в такой глухой час и с кем он ведёт беседу!

Осторожно, крадучись вдоль стены, я приблизилась к тяжёлой двери, у которой стояла ваза, и ухом прильнула к ней.

Сначала нельзя было разобрать ничего, кроме невнятного бормотания на два голоса. Низкий, густой, как застоявшийся кисель, явно был Полканий, а вот второй - тоненький, точь-в-точь комариный, принадлежал кому-то неизвестному.

В щели между дверью и полом заметался слабый отблеск лучинного света, а половицы заскрипели под тяжестью шагов - Полкан (а кто же ещё так топает?) заходил по комнате. На всякий случай я отпрянула поближе к вазе, надеясь, что в её тени меня не заметят, но к двери он и не думал приближаться.

Я вновь приникла к ухом к её поверхности.

- Проследили за дураком? - колоколом прогудел Полкан.

- А то как же, - хихикнул его невидимый собеседник. - В лес подался наш дурак. По тропинкам ходил да песню какую-то голосил, пока к болоту не направился. Мы от него у лесного озера и отстали – утопнет, поди, сам. Или водяной утащит.

- Озеро - это хорошо, - довольным голосом протянул Полкан. - В глухую полночь, да в чащобе мудрёное дело уцелеть.

И захохотал - раскатисто, протяжно, заставив меня сжать кулаки.

Мне не стоило труда догадаться, о каком дураке ведутся речи. Неужели Ванюшка и впрямь в лес побежал дерево для летучего корабля искать? А ежели утонет, так в этом только моя вина и будет - из-за меня весь сыр-бор начался! Плохого-то он мне ничего не сделал, да и сам человек недурной - нельзя, чтобы с ним что-то приключилось.

Что же делать? Бежать следом, спасать дурачка? Да я сама заплутаю в лесу! А если не заплутаю, то попадусь на зуб волку, медведю, лешему - да мало ли, кто по лесам в такой час бродит.

Я опустила голову и тихо вздохнула. Пусть Ванюшка из леса целым и невредимым выберется - не вынесу, если с ним что-то приключится, буду казнить себя всю оставшуюся жизнь.

- А что с басурманами? - тем временем спросил Полкан, и, мигом позабыв о трубочисте, я вся обратилась в слух.

- А что с ними будет-то? - явно удивился второй голос. - Спят, поди, в красных палатах.

- Следи за ними в оба, - наставительно прогудел Полкан, и я представила, как он наставляет на собеседника жирный палец, - чтобы куда не надо не совались. Шкурки приготовлены?

- Так точно! Восемь сотен заячьих шкурок, как вы и просили.