Я очень хорошо помню, как и когда решил по-настоящему бросить пить. Не «бросить», а бросить. И не потому, что кому-то пообещал или стал объектом внушения, не для галочки и не для того, чтобы кто-нибудь отстал с занудливыми «ну сколько уже можно». Решил сам, для себя.
Я уже немного говорил об этом. Но, в этой части книги, пришло время рассказать подробно.
Накануне того дня, мне приснился сон. Страшный, жуткий, выматывающий. В нем я увидел здание, заброшенный пятиэтажный дом, с выбитыми окнами, разрисованными стенами, кое-где, с черными следами пожара.
Все квартиры были покинуты, среди обстановки остались ветхие, ненужные, прежним жильцам, вещи. Перекошенная полуразвалившаяся мебель, лохмотья на полу, битое стекло, обрывки и куски чего-то, что больше не восстановить и не склеить.
Полными ужаса и отчаяния глазами, я заглядывал в окна, осматривал оставленные комнаты, пытаясь понять, какая жизненная трагедия развернулась здесь, в каждой из этих квартир и, в целом, во всем этом жутком доме.
Вдруг, в одной из квартир я заметил движение. Я присмотрелся и увидел, что в разгромленную комнату, с засаленными оборванными обоями, вошла нестарая, но очень измученная, женщина. Кажется, она принесла и поставила на стол какую-то банку.
Кожа на ее лице была натянута, как у трупа, руки висели и, кажется, не гнулись, как деревянные. Походка была шаркающей, лицо серое с выцветшими вдавленными глазами. В этой женщине я, с трудом, узнал свою жену. От нее прежней, осталась только форма глаз и век, а еще длинная тонкая шея, которая, правда, теперь загнулась как у мертвой курицы.
Потом в комнате появился «палач». Я увидел раскисшую одутловатую ряху, больше похожую не на голову, а на протухший, с растопыренными врозь гнилыми листьями, кочан капусты.
Этот «кочан» кое-как держался на, не менее, страшном теле. Это тело, как будто, все осело вниз. Не толстое и не худое. Но, очень сплывшее. Как слезает кожа с рыбы, которую подвесили, и та протухла.
Получеловек попыталось сесть на грязный табурет, но покачнулся и упал, завалился навзничь на пол.
В следующий момент, я увидел комнату, как будто прилип к потолку и смотрел сверху вниз. И на меня, через щелочки опухших век, смотрело это уродливое создание, ворочаясь, пытаясь встать, за что-то уцепиться, злобно кривляясь ртом, давясь мокротой.
Это было не моё лицо. Даже во сне, я не мог допустить, что есть хоть тысячный шанс, что мое лицо может стать таким. Но, я узнал себя. Может, по бровям, ещё по каким-то частям мимики, которые хоть чуть, но остались от меня, прежнего.
Жуткое создание дергалось на полу, грязная растянутая майка задралась, по всему телу были сине-зеленые назревшие фурункулы, круглые и большие, как будто стремящиеся разорваться, вытечь наружу чем-то гнилым, что только и осталось в этом изуродованном человеке.
– Злобно нажрался! – сказал шаркающий полутруп женщины.
– Ни-че… ни-че не злобно…
Жуткий слизняк все-таки схватился за ветхий стол, но не смог толком подтянуться, опять упал, продолжил барахтаться на полу.
– Ты обещал не злобно!
– Нал-л-л-е… – он не смог выговорить, задохнулся слюной.
Я, было, подумал, что он пытается сказать по-французски «алле». Но, потом догадался, что он пытается сказать, более очевидное, «налей».
Больше всего, меня ужаснуло то, что страшное создание с куриной шеей, которое когда-то было моей женой, не ругала, не грозила уйти или еще что-то сделать. Хотя… если двое живут в заброшенном доме, стекла выбиты, вероятно, время угроз уже прошло. Она только повторяла «ты обещал … не злобно… не злобно».
Господи! – тот я, который был наблюдателем, схватился за голову, – Господи… она меня даже не ругает! Почему, она меня даже не ругает?!
Я не помню, проснулся ли я после этого или еще какое-то время был в забытьи. Но, когда я открыл глаза, то на губах у меня еще было это «почему она меня даже не ругала, почему, почему, почему…».
Это действительно страшный момент, который, к сожалению, бывает не только во снах. Ваши близкие перестают вас ругать, перестают удивляться. Многие просто уйдут, не захотят смотреть на то, во что вы превратитесь. Кто-то останется. Кто-то из тех, кому придётся наблюдать, как вы убиваете себя и все хорошее, что в вас есть.
Утром, лежа в холодном, липком поту, я закрывал глаза, возвращался в сон, раз за разом осматривал пустые окна, копоть пожаров, разбитые рамы с висящей паклей. Весь дом был брошен, пустой, осталась только одна квартира, в которой был тот, кем раньше был я. И та, кто раньше была моей женой.
Но, было и еще кое-что третье: огромная, глупая трагедия, которая произошла с ними двумя. Что-то уродливое и неописуемое, что привело их к обломкам их жизней, поселило в этот страшный заброшенный дом.
***
На протяжение нескольких лет я был алкоголиком-спортсменом. Это означало, что я много пил и потом, на следующий день, «компенсировал» выпивку усиленными тренировками. Что позволяло мне успокоить совесть, оттенить падение на самое дно бутылки, – на самом деле, все, чтобы пить дальше и больше.