За степным фронтиром. История российско-китайской границы

Солдатам и пограничникам было поручено дисциплинировать гражданское население, однако агитационно-пропагандистская работа велась и среди них, ведь они находились прямо на линии фронта и поэтому были особенно уязвимы для вражеского влияния. Командование, политорганы и партийные организации особое внимание уделяли двум категориям военных: во-первых, солдатам, в связи со спецификой работы размещенным вдали от своих частей, и, во-вторых, молодым призывникам, которые, согласно Александру Ивановичу Биксу, руководителю политуправления Забайкальского военного округа, не понимали «сути современных событий в Китае» и иногда «проявля<ли> не только благодушие… но проповед<овали> пацифистские настроения». Лекции, выступления и показы фильмов, направленных на информирование людей о вражеской идеологии, составляли треть всей воспитательной работы[855].

Последним важным средством демонстрации враждебных отношений с маоистским Китаем стало подчеркивание дружеских связей с третьей страной в пограничном регионе – Монгольской Народной Республикой. Монголия во время дружеского периода в отношениях Пекина и Москвы территориально связывала их на основе общей идеологии, при этом, поддерживая Москву «безупречно, безоговорочно и без колебаний», во время советско-китайской конфронтации она вновь превратилась в советский буфер[856]. Размещение советских войск на стратегических позициях на китайско-монгольской границе было не единственным, что делало это самое старое государство-сателлит Москвы ее важнейшим союзником. Дружба Советского Союза с Монголией начала более рьяно подчеркиваться в пропагандистских целях, когда отношения с Китаем испортились окончательно. В 1974 году во время государственного визита в Улан-Батор генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев заявил: «Дружба с народной Монголией, нашим старейшим соратником по борьбе за социализм – это для нас, советских людей, дело чести и интернационального долга»[857].

Монгольские города и районы развивали сотрудничество с соседними советскими. Читинская область установила побратимские отношения с аймаком Дорнод. В 1968 году официально организованные обмены делегациями, демонстрации монгольских фильмов, вечера дружбы и гастрольные выступления музыкальных ансамблей из близлежащих монгольских городов составили основную часть внешней культурной политики Борзинского района. Подтверждая дружбу между советским и монгольским народами, эти мероприятия освещались в местных СМИ[858]. Организационно-показательная дружба с Монголией во многом походила на демонстративную советско-китайскую дружбу союзного периода, однако здесь она была нацелена на Пекин. Китайцы легче представали врагами, когда монголы прославлялись как друзья советского народа.

***

Период вражды с 1960-х годов до начала 1980-х годов ускорил процессы отчуждения между китайскими и советскими жителями приаргунского пограничья. Советско-китайский раскол привел к высокой концентрации военных сил вдоль границы, несравнимой даже с военным развертыванием периода Маньчжоу-го. Несмотря на это проявление военной мощи, герметичная закупорка внешней границы оставалась иллюзией. Даже технически сложная система наблюдения, простиравшаяся вглубь страны и уделявшая беспрецедентное внимание гражданскому населению пограничья, не привела к абсолютной изоляции.

Станции Забайкальск и Маньчжурия оставались в числе последних открытых пропускных пунктов между Китаем и Советским Союзом, законное пересечение границы через которые хотя бы в малых масштабах было еще возможно. Местные межграничные отношения, однако, были не частными, а профессиональными, необходимыми для обеспечения работы железной дороги и почтового сообщения между двумя странами. Пассажиры международных скоростных поездов, зачастую выходцы из третьих стран, а не местные жители пограничья, преобладали среди тех, кто пересекал границу через эту узкую щель в заборе из колючей проволоки между КНР и СССР.