Некоторые признаки роста были отмечены в годы, предшествовавшие Первой мировой войне. Внешне это пограничное поселение развивалось, наделялось современными чертами и обрастало характеристиками городской жизни ХX века. Первые телефоны появились летом 1911 года. Керосиновые лампы, освещавшие некоторые части забайкальской стороны, вскоре были заменены электрическими фонарями «Сименс и Гальске». В 1914 году открылись два банка, а кирпичная церковь заменила старую деревянную. Помимо уже существовавшей начальной школы, обучение проводилось в новой средней школе на семь классов[140]
.Таким образом, энергичные местные политики, возглавляемые главой поселкового совета Аркадием Николаевичем Никитиным, предвидели светлое будущее для Маньчжурии, символически связывая ее с Российской империей. По случаю столетия Бородинского сражения в конце лета 1912 года на небольшой пыльной площади был освящен бюст Александра I[141]
. Такое очевидное почитание страны и ее царя, конечно, происходило не без скрытых мотивов. На следующий год Никитин подал прошение в администрацию железной дороги о наделении Маньчжурии юридическим статусом не ниже харбинского, хотя поселок еще оставался пыльным захолустьем в степи, с бездорожьем, плохим водоснабжением и многими другими проблемами базового обеспечения. Власти в Санкт-Петербурге отклонили прошение. Прошение было составлено в год празднования трехсотлетия Дома Романовых в Российской империи, поэтому в том числе предлагало переименовать Маньчжурию в «Романовск». Неизвестно, почему российские подданные больше не желали жить в поселении, носящем название «Маньчжурия». Возможно, они наконец захотели топонимической обособленности внутри империи. Однако Санкт-Петербург отклонил и это предложение. Таким почетным названием наделялись только города, а не фронтирные поселения[142].ЗАБЛУДИВШИЕСЯ В СТЕПИ ИНСПЕКТОРЫ: ПРОБЛЕМЫ ПОГРАНИЧНОГО КОНТРОЛЯ
Когда грохот первых вагонов прокатился по степям Даурии, жители Приаргунья, казалось, все еще населяли мир без границ, в котором еще крепки были старые социальные и экономические связи. История таможни и контрабанды, которая будет рассматриваться далее, продемонстрирует государственную политику экономического регулирования и ответную реакцию местных жителей, пытающихся ее обойти. Строительство железной дороги, проходившее параллельно с установлением экономического контроля империи над периферией и международной границей, вскоре начнет испытывать неформальные связи на прочность. Однако потребуются десятилетия для того, чтобы этот контроль стал эффективным и смог оборвать эти экономические связи и лишить местное население свободного выбора места проживания.
В 1860-х годах весь российский Дальний Восток (включая недавно приобретенные территории у рек Амур и Уссури, а также Забайкалье) был объявлен зоной свободной торговли с ограничениями на импорт некоторых товаров, например табака, чая и алкоголя, как было показано в первой главе. Импортируемые товары и продукты, произведенные в этом регионе, получили разрешение проходить таможню в Иркутске. Российское государство видело в свободной торговле единственный способ развития отдаленного региона, так как пересмотр тарифов был бы практически неосуществим и не имел смысла с финансовой точки зрения.
Включение в российскую железнодорожную сеть в последнее десятилетие XIX века привело к большей экономической интеграции азиатской имперской периферии. Тогда, пересматривая таможенную политику в отношении дальневосточных земель, Санкт-Петербург преследовал две цели. Первая заключалась в экономической гомогенизации имперских территорий вплоть до государственной границы, что привело бы к укрощению фронтира и в конечном счете завершению политики свободной торговли. Второй целью было усиление российской экономической и геополитической позиции в Северо-Восточной Азии, в частности для противостояния Китаю и Японии в борьбе за господство в Маньчжурии.
В 1894 году, задолго до того как поселок Маньчжурия появился на карте, Министерство финансов направило две экспедиции в Амурское генерал-губернаторство с целью запланировать несколько участков для таможенных служб на российской сухопутной границе восточнее Кяхты и на водной границе на Тихом океане. Таким образом, государственная бюрократия отбросила идею создания плотной сети таможенных органов, подобной той, что существовала вдоль ее европейских границ. Вдоль китайской границы таможня была ограничена установкой пунктов взимания платы в основных городах и транспортных узлах. Временные пункты таможенного контроля были открыты в июне 1899 года во Владивостоке, Николаевске-на-Амуре, Кяхте и Сретенске. 14 января 1901 года режим порто-франко стал делом прошлого[143]
.