Последовала жесткая переписка между китайскими и российскими дипломатами, а также местными властями. Китайский императорский наместник в Хулун-Буире требовал от России задержания и депортации монгольского повстанца. Однако российский военный губернатор Забайкалья отказался вести с ним дипломатические переговоры. Вместо этого он подтвердил позицию российского Министерства иностранных дел, которая определяла Тохтого не как обычного беглого преступника (которого требовалось бы экстрадировать), а как политического беженца[288]
. В начале июня 1910 года появились слухи о том, что, преследуя Тохтого, примерно тысяча китайских солдат пересекла озеро Дайланор и достигла Халхин-Гола. Кроме того, говорили, что было мобилизовано примерно восемьсот знаменных Сэцэнханского аймака, на случай возвращения Тохтого они были поддержаны сотней китайских солдат из Урги[289]. Также говорили, что китайцы отправили в Забайкалье агентов для его нейтрализации на российской территории. Российский пограничный комиссар в Кяхте утверждал, что знает о местонахождении как минимум двух китайских агентов, разыскивавших Тохтого. Он описал этих «туристов» военному губернатору Забайкалья как людей, которые «перекостюмированы в сильно поношенную монгольскую одежду – обычный китайский прием для разведки, маскироваться нищим, симулировать идиота»[290].В России Тохтого и его люди были, наконец, в относительной безопасности. За борьбой последовала повседневная жизнь. Один из соратников Тохтого сказал журналисту, писавшему для читинской газеты «Забайкальская новь» в 1910 году:
Мы несколько лет нападали на китайцев из мести за то, что ранее они ограбили нас и отняли у нас жен и детей. Монгол-ламаитов мы не трогали. Китайские власти неоднократно пытались задержать нас и несколько раз окружали даже, но мы выходили всегда невредимыми, нанося им урон… Мы все привыкли к суровой жизни. В настоящее время предводитель наш Тохтого… нам – сподвижникам своим ежедневно произносит образумительные речи и предлагает вести себя скромно, с населением обходиться дружно и никого не обижать, и не оскорблять – одним словом заставляет забыть прежнюю боевую жизнь. Мы одобряем его учение и всецело к нему присоединяемся[291]
.Таким образом, даже до провозглашения независимости Халхой и Хулун-Буиром российская пресса воспевала благородного мятежника.
Несмотря на ценность Тохтого и его соратников для российского правительства, медлительность российской бюрократии задержала предоставление им помощи. Больше года люди проживали в юртах в Западном Забайкалье вдали от Хулун-Буира. Экономические обстоятельства вынудили их распродать четверть своих лошадей, что подрывало авторитет Тохтого в глазах его последователей. Только в июле 1911 года Тохтого и его сторонники были приняты в российское подданство и получили пособие 13 500 рублей. Дальше им было выделено около 1635 гектаров земли в Агинской степи примерно в ста пятидесяти километрах на северо-запад от Аргуни и в девятистах километрах от Джирима – родного аймака Тохтого. Там они впоследствии ассимилировались с коренными бурятскими казаками[292]
. В Агинской степи усмиренный бунтарь снова превратился в обычного пастуха – бойца в режиме ожидания.Поначалу российские власти поддерживали борца за независимое монгольское государство. Оглядываясь назад, можно сказать, что его борьба против хань-китайской колонизации и цинской «новой политики» дала серьезный толчок в мобилизации коренного населения Хулун-Буира и соседних с ним территорий. Поэтому история Тохтого позволяет нам раскрыть две темы. Во-первых, она демонстрирует сопротивление периферийного автохтонного населения китайской имперской политике. Однако, во-вторых, она показывает стремление Российской империи подстегнуть это сопротивление для получения опосредованного контроля над такими китайскими фронтирными территориями, как Хулун-Буир. Таким образом, Санкт-Петербург предоставил убежище этому мятежнику не из альтруистических соображений, а исходя из собственной заинтересованности. Что касается самого повстанца, во всем, что касается противоречивого понимания территории и границы, он остался верен этническому сообществу, а не Российской империи. Тохтого, таким образом, воплотил тип «присоединяемого человека» (detachable man), который оказался между двумя соперничающими империями, каждая из которых относилась к нему как к своему подданному. Присоединяемые люди могут пасть жертвами противоречивых лояльностей, так Тохтого оказался в зависимости от России как внешней силы, будучи связанным со своей собственной группой последователей[293]
.КОГДА ЗАГОВОРИТ СУБАЛТЕРН: РЕВОЛЮЦИЯ 1911 ГОДА И ВОССТАНИЕ В ХУЛУН-БУИРЕ