За степным фронтиром. История российско-китайской границы

За несколько недель до поражения китайцев в Лубине российское правительство было хорошо осведомлено о надвигающемся восстании. Оно своевременно отреагировало. В конце 1911 года Санкт-Петербург увеличил свое военное присутствие к востоку от озера Байкал. Две дивизии были развернуты на нескольких железнодорожных станциях в Забайкалье для защиты российских интересов в Северной Маньчжурии и восстановления полного контроля над КВЖД. Около трех тысяч вагонов, каждый из которых был рассчитан на сорок солдат, находились в резерве на станции Маньчжурия. Эти вагоны обеспечили бы оперативный вывоз до 120 тыс. человек[308].

Если оккупация Хайлара была осуществлена без прямого российского военного участия, то о степени российской поддержки монголов в выступлении против гарнизона Лубинь двумя неделями позже китайские, российские и иностранные наблюдатели разошлись во мнении. Несколько возможных мотивов объясняют действия России в окрестностях поселка Маньчжурия: стремление сохранить буферную зону между малонаселенными территориями Сибири и территориями, в которых наблюдался рост ханьского населения; предотвращение усиления китайского военного присутствия во Внешней Монголии и Хулун-Буире; сохранение этого региона вне вмешательства иностранных элементов, что позволило бы России получать значительную прибыль без необходимости конкурировать с другими участниками. Согласно указаниям из Санкт-Петербурга, Россия должна была занимать строго нейтральную позицию в случае боевых столкновений между китайцами и хулун-буирскими знаменами[309]. Однако существуют веские основания полагать, что некоторые российские военные руководители действительно открыто вмешивались в боевые действия на стороне хулун-буирских монголов.

Китайские, российские, американские и немецкие источники расходятся в деталях, рассказывая о взятии гарнизона Лубинь, однако они едины в том, что российское содействие сыграло бы решающую роль в отделении Хулун-Буира от Китая[310]. Такое вмешательство определенно соответствовало интересам России того времени – отведение китайских войск от ее государственной границы и концессии Маньчжурской железной дороги позволило бы России обезопасить свою периферию и продолжить получать прибыль на Северо-Востоке Китая с наименьшими затратами и рисками.

Вслед за изгнанием китайских гражданских и военных чинов последовали недели неопределенности. Монголы с недоверием относились к затишью и разместили 250 солдат в гарнизоне Лубинь. Здание китайской морской таможни на ст. Маньчжурия украшал флаг Китайской республики, но на крыше резиденции китайского уполномоченного все еще развивался имперский дракон[311]. После боевых столкновений в Хайларе и на ст. Маньчжурия монголы изложили свои требования в письме к китайской администрации Хулун-Буира: «Мы полны решимости не признавать Республику и не подчиняться притеснениям китайских чиновников. С почтением советуем вам обоим, господа, собраться и в кратчайшие сроки отправиться вместе с вашими подчиненными домой наслаждаться покоем. Мы гарантируем полную неприкосновенность оставшихся, занятых торговлей или другими делами людей; наоборот, им будет предложена особая защита… Если вы не согласитесь и откроете огонь, мы будем обязаны ответить. Наша праведная армия Хулун-Буира уважает принципы человечности, мы не будем убивать китайцев»[312].

Однако, несмотря на эти обещания, насилие в отношении китайцев вспыхнуло в Хулун-Буире вскоре после захвата Хайлара. Встревоженные китайские власти предупредили население, что собственность лиц, оказавших поддержку монголам, будет конфискована, как только город будет снова взят республиканскими силами. Ложные слухи о том, что китайское подкрепление направилось в сторону Хайлара, подогревали и без того напряженную атмосферу[313]. В апреле 1912 года монгольские солдаты, в основном солоны, разграбили китайские магазины и закусочные в Старом Хайларе и арестовали сотни китайцев. «По слухам, – сообщал своим читателям корреспондент газеты «Думы Забайкалья», – монголы на днях выгонят всех китайцев из старого города в пределы полосы отчуждения и оставят лишь торговцев»[314]. Лестер Мейнард, американский консул в Харбине, писал, что «основные здания полностью уничтожены пожаром, а китайское население, подвергаясь нападениям, несет значительные потери… паникует и пытается выбраться из города, однако 600 китайцев были захвачены монголами, которые, по-видимому, хотят удерживать их с целью выкупа. Власти беспомощны, а разграбления продолжаются. Единственное, что сохранилось, – вещи, которые хозяева смогли перенести в русскую часть города». Наблюдатели расходились во мнениях о том, стала ли полная анархия результатом политических или патриотических причин или же беспорядки учинили монгольские солдаты, которым не заплатили. В любом случае на следующее после беспорядков утро русские власти надавили на монгольскую администрацию, чтобы те восстановили порядок[315].