За степным фронтиром. История российско-китайской границы

Согласно этому соглашению Россия брала на себя посредническую роль между Хулун-Буиром и Китаем, в обмен она получила дополнительные привилегии, так как декларация сохранила российские экономические интересы в Хулун-Буире. Это было серьезным поражением китайской дипломатии. Между 1915 и 1920 годами регион фактически оставался под совместным контролем России и Китая[328]. Соглашение также оказалось серьезной неудачей в борьбе коренного населения за независимость. Так же как российские власти позабыли о Тохтого, когда тот потерял для них возможную стратегическую ценность, сейчас голоса хулун-буирского автохтонного населения были слышны ровно настолько, насколько они служили российским стратегическим интересам.

Таким образом, неудивительно, что, несмотря на это соглашение, выведшее Хулун-Буир из независимой Внешней Монголии, борьба за самоопределение продолжилась там и после 1915 года. Возможно, наиболее значимой фигурой в этой борьбе стал Бабуджаб[329]. Родившийся в 1875 году, он возглавил восстание харачинов – субэтнической группы в восточной Внутренней Монголии. Борьба за независимость Бабуджаба получила больше внимания современников и историков, чем восстание Тохтого, который с 1911 года жил во Внешней Монголии, где пристрастился к опиуму и, после ареста большевиками, погиб в 1922 году[330]. После отмены независимости Бабуджаб будоражил Хулун-Буир и его непосредственных соседей – Внутреннюю Монголию и Халху[331]. В 1917 году остатки войск Бабуджаба снова заявили о себе. Однако в ходе последней кампании его репутация трансформировалась до роли обычного разбойника. В мае 1917 года, после того как харачинские бандиты выгнали Шеньфу и других ненавистных дауров из их домов в окрестностях Хайлара, они вошли в монгольскую часть города. Там они разграбили все китайские магазины, административные здания и собственность монгольского фудутуна, а также дома даурской олигархии. Коренное население вновь управляло Хулун-Буиром, но на сей раз в режиме террора. Только в сентябре 1917 года солдаты российского гарнизона остановили харачинов. В январе 1918 года китайский президент Юань Шикай обещал пострадавшим денежную компенсацию. Спустя месяцы насилия дауры вернулись в Хайлар[332].

Только после российской Гражданской войны позиции России вдоль китайской границы ослабли[333]. 28 июня 1920 года, когда Россия больше не могла гарантировать самоуправление коренного населения, соглашение, определившее условия управления Хулун-Буира 1915 года, было отозвано, а китайский президентский указ окончательно отменил независимость региона. Хулун-Буир вновь вернулся под административный контроль провинции Хэйлунцзян. Руководство провинции поступило мудро, разрешив монгольскому фудутуну продолжить управление местными делами знаменного населения в Хулун-Буире. Таким образом, монголы еще могли сохранять самобытную структуру местного управления внутри Республики Китай[334].

«ДИКОСТЬ НРАВОВ»: ТЕМНАЯ СТОРОНА СТАНЦИИ МАНЬЧЖУРИЯ

В изменчивой атмосфере поздних цинской и романовской монархий, свергнутых революциями 1911 и 1917 годов соответственно, и в годы последовавшей Гражданской войны различные силы соперничали не только за влияние на кочевые народы далекого аргунского фронтира, но также и за влияние на космополитическое население поселка Маньчжурия. Приграничные поселения часто становились рассадниками преступности. Станция Маньчжурия в бурные революционные годы не стала исключением. Русско-японская война 1904–1905 годов привлекла на маньчжурскую границу всевозможные подозрительные элементы с других окраин Российской империи и Китая. Освобожденные ссыльные из Нерчинска и с Сахалина смешались с уволенной прислугой, железнодорожниками и разорившимися торговцами. Как сообщали правительственные сообщения: «Здесь поневоле временно задерживались и часто оседали те лица, кои по недостатку средств или за неимением паспортов не могли тронуться в дальнейший путь как из России в Маньчжурию, так и в обратном направлении»[335].

Широкая общественность, подогреваемая местной прессой, вскоре возложила вину за происходящее на кавказцев. Мелкие преступления, такие как ограбления и взломы, происходили повсеместно, даже убийства не были редкостью. Полиция часто оставалась безучастной, а обычные жители становились жертвами. Кто-то был застрелен и задушен группой осетин. Другой человек по фамилии Суровецкий, торговец швейными машинами, был убит в собственном доме сентябрьской ночью 1905 года. Убийцы забрали деньги и другие ценности. Местные жители требовали усиления присутствия полиции, но сотрудники местной полиции, как сообщалось, не обладали должной дисциплиной[336].