За степным фронтиром. История российско-китайской границы

Харбинский митрополит Мефодий объявил 13 октября днем траура[496]. Церковные службы в память о погибших продолжались в Харбине несколько дней. 15 октября эмигранты попытались собраться напротив немецкого консульства в Харбине, но вскоре были разогнаны полицией[497]. Советская пресса отмалчивалась о событиях, однако резня в Тыныхе вызвала возмущение и осуждение среди русских эмигрантов, китайцев и международного сообщества на северо-востоке Китая[498]. Посредством международной сети русских эмигрантских сообществ «трагедия казаков Трехречья» привлекла также международное внимание. В Шанхае, например, «Общество взаимопомощи русских женщин» совместно с местными казацкими организациями провело благотворительный концерт в помощь жертвам. Шанхайское русское сообщество также отправило американскому президенту Герберту Гуверу телеграмму, сообщая ему о том, что «творится бесчеловечная, массовая резня невинных людей», и призывая президента заставить «красных палачей прекратить этот кровавый кошмар»[499]. Таковы были международные отголоски забытой вскоре трагедии.

Кратковременное китайское управление русскими эмигрантами не означало для казаков на реках Гэньхэ, Хаул и Дэрбул возвращения к прежней жизни. Урегулирование советско-китайского конфликта после подписания Хабаровского протокола 22 декабря 1929 года не только вернуло КВЖД в прежнее положение, но также привело к разоружению русских эмигрантских сил китайскими властями, изгнанию агитаторов за самооборону, а также к подавлению эмигрантских организаций. Военное правительство в Мукдене делало вид, что проводит жесткую политику в отношении белых в Харбине, Трехречье и других русских поселениях Маньчжурии. Среди девяти эмигрантских лидеров, выдачи которых требовал Советский Союз, был Иван Александрович Пешков – известный руководитель небольшого белого партизанского отряда в Хулун-Буире. Вместо того чтобы арестовать его и других значимых деятелей движения, которые, согласно немецкому дипломату, «при желании китайской стороны» могли бы быть пойманы властями, китайцы арестовали незначительных участников, которых они выдали за «партизан». Китайский суд в Хайларе, например, приговорил семерых молодых крестьян из Трехречья, возраст которых был от шестнадцати до двадцати четырех лет, к смертной казни[500]. Отправляя таких людей на казнь, правительство Мукдена пыталось возложить вину за конфликт на беззащитных козлов отпущения.

Местное население на протяжении всего военного конфликта страдало от наводнений, грабежей и эпидемий скота. После того как китайцы взяли управление в Трехречье в свои руки в марте 1930 года, положение русских только ухудшилось. Вооруженные банды продолжали рыскать вокруг и терроризировать население[501]. Местные жители жаловались в письме, написанном в июле 1930 года Американскому комитету помощи населению Трехречья, на насилие, совершаемое китайскими солдатами по отношению «к нам людям белой расы европейцам» в разных селах и деревушках. Помимо нападений, китайские военные власти, как утверждалось, требовали продовольственного снабжения, например муки и других продуктов. Более того, несмотря на строгий запрет, китайские солдаты, по их свидетельствам, участвовали в выращивании опиума на территориях, населенных русскими. Казацкий домашний скот, который топтал эти поля, забивался насмерть на глазах хозяев. Свобода передвижения для русских эмигрантов также была ограничена. Казакам не только запрещалось покидать Трехречье, но и не разрешалось перемещаться между деревнями[502]. Славяне, которые однажды были на передовой русской колонизации Аргуни, сейчас подверглись нападением со всех сторон.

1929 год оказался переломным для жителей пограничья не только в Приаргунье[503]. В Москве напрасно предполагали, что эти чистки, находясь в тени советско-китайского конфликта 1929 года, пройдут незаметно, не привлекая международного внимания. Массовые расправы в Трехречье навсегда отвратили русских эмигрантов от их бывшей родины. Десятилетиями, если не веками связывавшая жизни торговцев и земледельцев Аргунь теперь превратилась в разделительную линию для женщин и мужчин района Трехречье. Широкое освещение тревожных событий на границе в советской, китайской и международной прессе создало у людей, живущих вдали от нее, ощущение опасности[504].