В лагере для интернированных генерал-лейтенант Су с самодельной трибуны выступил перед своими последователями с эмоциональной речью. Он призвал к дисциплине и сотрудничеству с советскими властями, а также похвалил хорошее обращение со стороны хозяев и призвал к патриотизму своих сторонников. Положительно оценив политику Советского Союза в деле модернизации страны, он предложил остаться здесь тем, кто хотел бы работать и учиться в Советском Союзе. Завершая речь, Су напомнил, что важнейшей задачей является сохранение будущего Китайской республики и спасение китайского народа[515]
. Однако для Советского Союза китайские солдаты были не очень полезны, и Москва депортировала их при первой же возможности[516]. Ситуация на границе разрешилась даже быстрее. 6 декабря японский самолет разбросал над ст. Маньчжурия листовки. Войска вошли в город и восстановили порядок. Через несколько дней вновь образованная полиция и пограничные войска начали патрулирование города и границы. К середине декабря 1932 года все еще контролируемая Советским Союзом КВЖД возобновила движение поездов между ст. Маньчжурией и Харбином, а также международное железнодорожное сообщение[517].Захват Японией Северо-Востока Китая в краткосрочной перспективе спровоцировал бегство населения, насилие и беспокойство на границе. В долгосрочной же перспективе стабильные институты заменили слабую смесь милитаристской, республиканской и полуколониальной инфраструктуры, которая так часто срывала планы Москвы по установлению более жесткого режима вдоль границы в 1920-х годах. Этот новый режим, в свою очередь, способствовал ускорению развития сегрегированного пограничья.
ДВА ОЧЕНЬ РАЗНЫХ ПРИГРАНИЧНЫХ ПОСЕЛЕНИЯ: МАНЬЧЖУРИЯ И ОТПОР
Оккупация Японией северо-восточных территорий Китая заставила Советский Союз перенести почти все учреждения пограничного и пассажирского контроля, все еще расположенные в полосе отвода на ст. Маньчжурия, на советскую территорию. В конце 1931 года советские власти поспешили временно переместить советский багажный и паспортный контроль в Мациевскую, а позже в Отпор. Они вывезли почти пятьсот служащих железной дороги, а также все оборудование, принадлежащее администрации Забайкальской железной дороги. Многие русские еще оставались на станции, но Маньчжурия постепенно начала терять свой особый административный статус города с советской «забайкальской» и «китайской» сторонами[518]
. Внезапный уход Советского Союза из города предвосхитил продажу КВЖД Японии в 1935 году[519]. Большая часть из тысяч ее советских служащих и их семей в Харбине, Маньчжурии и других поселениях вдоль железной дороги были вынуждены вернуться в Советский Союз. Амбициозные планы Советского Союза по перенесению хотя бы инфраструктуры по обработке грузов со ст. Маньчжурия в Отпор для обеспечения экономической прибыли от транзитных перевозок и региональной экономики на советской территории реализованы не были[520]. Продажа, таким образом, означала, что ст. Маньчжурия сохранила свою позицию транспортного узла на границе Советского Союза и Маньчжоу-го и что Москва потеряла экономическую прибыль на этом последнем крупном плацдарме в Маньчжоу-го.Если верить наблюдениям современников, после установления японского административного контроля в г. Маньчжурия, станция, однако, не сразу утратила свой мультикультурный характер. Опыт пересечения границы, описанный западными пассажирами поездов, не соответствует нашим представлениям о том, как должна была бы измениться граница, обретя четкие и символические контуры. Столкновение культур и передел имперской власти, диктуемые изменившимися условиями, были заметны под тонким внешним слоем национальных символов. Многие путешественники 1930-х годов отмечали это, например британский путешественник Питер Флеминг, который прибыл в Маньчжоу-го в 1933 году.