Идти никуда неохота. Больше всего на свете хочется изменить законы сна. Вот только никак не отпускает отчетливое ощущение: стоит мне сделать это, стоит изменить хоть что-нибудь, вокруг изменится все, и может быть, в этом новом сне его уже не окажется. Поэтому просто поднимаю руку и глажу его по щеке. Напоследок долго смотрю в васильковые глаза, готовые вот-вот поглотить меня целиком, набираюсь храбрости и вновь отворачиваюсь от Джика.
И на сей раз отправляюсь в путь. В болота.
О том, как мне страшно, не стоит и говорить. Оглядываюсь назад, но Джика больше не видно. Такое чувство, будто кто-то не сводит с меня глаз, однако это не он. Крепче сжимаю в руке прутик орешника, катаю во рту камешек и продолжаю идти.
Путь нелегок. Чтоб не уйти в болото с головой, каждый шаг приходится делать с опаской. В голову лезут мысли о том, что говорят о снах: будто, умирая во сне, человек умирает и наяву, потому-то мы всякий раз и просыпаемся вовремя, в самый последний миг. Кроме разве что тех, кто умирает во сне…
Не знаю, долго ли шлепаю по болоту. Ноги и руки покрыты дюжинами царапин и порезов. Я и не думала, что осока так остра, пока не забрела в нее впервые. Рассекает кожу, будто бумагу. Раз – и кровь, и щиплется адски. И болотная жижа всем этим порезам, наверное, вовсе не на пользу. Одно только радует: насекомых нет.
Правду сказать, вокруг вообще нет никаких признаков жизни. Я на болотах одна, совсем одна. И все же поблизости кто-то есть. Это ощущение – точно забытое слово, что так и вертится на кончике языка: ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не чувствую, однако за мной наблюдают.
Вспоминаю слова Джика и Бабушки Погоды о тех, кто таится во тьме. О болотной нечисти и страхах.
Через какое-то время уже не помню, зачем я здесь. Просто бреду вперед, охваченная ужасом, и ужас никак не отпускает. Листья трифоля и водяной мяты скользят по ногам, как холодные мокрые пальцы. Изредка над головой слышится хлопанье крыльев, порой до ушей доносится тяжкий стонущий вздох, но вокруг никого не видно.
Уже еле передвигая ноги, вдруг вижу впереди высокий камень под огромной ракитой – такой большой, каких я в жизни не видела! Голые ветви мертвого дерева косо уходят в воду, топь под ногами черным-черна, болото словно бы сделалось тише прежнего – затаилось, ждет. Возникает чувство, будто кто-то – какие-то твари – движутся ко мне, потихоньку смыкая круг.
Ступаю на черную землю, начинаю огибать камень и вскоре… Вот она, нужная точка обзора! Остановившись, вижу, что отсюда камень имеет форму огромного странного гроба, и вспоминаю слова Бабушки Погоды. Поглядываю по сторонам в поисках свечи и вижу крохотный огонек, мерцающий на самой верхушке камня, среди покоящихся на нем ветвей ракиты. Светится он не ярче светлячка, но горит ровно, не угасая.
Делаю, как велела Бабушка Погода – искоса, боковым зрением, поглядываю вокруг. Поначалу ничего не вижу, но вдруг, медленно поворачиваясь к воде, улавливаю краем глаза едва различимый свет. Замираю на месте. Что же дальше? Не исчезнет ли он, если я повернусь к нему лицом?
В конце концов двигаюсь на свет боком, следя за ним уголком глаза. Чем ближе подхожу, тем ярче он разгорается. Вскоре вхожу в холодную воду по пояс, ноги увязают в иле, и тусклое зловещее сияние окружает меня со всех сторон. Опускаю взгляд вниз и вижу в воде отражение собственного лица, но тут же понимаю: это совсем не я, это она – утопленница, Луна, прижатая ко дну омута камнем!
Сую ореховый прутик за пазуху, в вырез блузы, и тянусь к ней. Приходится наклониться, темная вода лижет подбородок и плечи, и пахнет просто ужасно, но наконец мне удается дотянуться до плеча утопленницы. Ее кожа под пальцами тепла, и это отчего-то прибавляет мне храбрости. Хватаю ее за плечи, тяну наверх…
Безрезультатно.
Пробую еще раз, и еще, вхожу в воду чуть глубже… В конце концов решаюсь погрузиться с головой и действительно ухватиться как следует, но не могу сдвинуть ее ни на дюйм. Камень крепко-накрепко прижимает ее ко дну, сверху на него всей тяжестью давят ветви ракиты, а я, сон это или не сон, вовсе не суперженщина. Силы мои не безграничны, да и без воздуха не обойтись.
Выныриваю. Кашляю, едва не захлебнувшись вонючей водой…
И вдруг слышу смех.
Поднимаю взгляд. Вокруг пруда полным-полно жутких тварей. Болотная нечисть, мелкие страхи и чудища. Глаза, зубы, тонкие черные лапы, кривые пальцы с множеством суставов… Ракита усеяна воронами, их хриплое карканье вплетается в общий насмешливый гомон.
– Поймали одну, а за ней и другую, – затягивает нараспев пара голосов, – вкусную сварим похлебку мясную!
Начинаю дрожать – и вовсе не только от страха. Еще и оттого, что вода так чертовски холодна. А страхи хохочут, распевают жуткие песенки – чаще всего о похлебке да о жарком. Но вдруг гвалт разом стихает. С ветвей ракиты вниз ловко прыгают трое.
Даже не знаю, откуда они могли взяться. Раз – и они здесь. Это не страхи и не болотная нечисть. Это трое мужчин, и с виду они мне знакомы. Более чем знакомы…
– Проси, – говорит один из них, – и получишь все, чего ни пожелаешь.