За тёмными окнами

До назначенного времени оставалось около двух часов. Минус двадцать минут на автомобиле, чтобы добраться до клиники. Итого: есть целый час, чтобы поработать. Лиам любил своё дело. В процессе реставрирования присутствовал только один недостаток: совершая заученные манипуляции, невозможно было вытеснить из головы посторонние мысли. Наоборот – они толпились и наползали друг на друга, пока не заполняли собой всё.

Лиам стиснул зубы, проводя кисточкой по шершавой поверхности карты. Регресс. Мерзкое словечко. Он не знал, сколько штрихов на этой шкале отделяло его от метки «Реабилитационные меры». Что если этот шаг – последний, и Ольсен настрочит в отчёте рекомендацию на повторный курс психиатрической стабилизации?

Частный пансионат, обнесённый бетонным забором, видеокамеры повсюду, комната-палата с зарешёченным окном, медперсонал с закостеневшими улыбками на лицах; медленное снижение дозы привычных успокоительных, приступы галлюцинаций, бессонница, метания в четырёх стенах между четырьмя углами в холодном поту тела, в горячке разума… И наконец, долгожданное ощущение того, что этот вал откатывается, оставляя его потрёпанное едва дышащее тело на берегу, раздавленным, обессиленным, в ошмётках перемолотой скорлупы, бывшей когда-то его защитой от вторжений извне. И сразу за этим беседы с психиатром, который, улыбаясь, станет сдирать эти жалкие остатки его щита – разглядывать на свету клочки сущности Лиама Хедегора, проверяя на годность. И кто знает, к каким выводам придёт он после? Появится ли в карточке пациента заключение: «Безопасен для себя и общества» – или четыре угла комнаты в коробке здания лечебницы, стиснутой с четырёх сторон забором охраняемого периметра, станут всем его миром?

* * *

Чёрт! Он будто чувствовал!

Оливер Ольсен одарил Хедегора взглядом над толстой оправой очков и покрутил ручку, не спеша писать заключение.

– Лиам, ты уверен, что хочешь повысить дозу? Подумай, может быть, ты в состоянии справиться без дополнительных таблеток?

И Лиам, похолодев, медленно кивнул.

– Я… Думаю, да. Я справлюсь.

Ольсен настороженно и в то же время облегчённо выдохнул.

– Хорошо. Но если вдруг что… Ты понимаешь.

– Конечно.

Конечно, понимает! Весьма остро и чётко.

Сидя на кровати со стаканом воды в одной руке и упаковкой таблеток в другой, он решался. Начнёт принимать по три – и через две недели окажется перед выбором: сидеть следующую неделю без лекарства или идти к Ольсену за новым рецептом раньше срока. В последнем случае вскорости можно будет ждать извещение почтой о принудительном лечении в закрытом «пансионате». Ещё он мог бы начать курс понижения дозы сам: выпить сейчас полторы таблетки и приготовиться к муторным снам, галлюцинациям и приступам раздражительности, растянутым во времени на месяцы.

Лиам поднялся и прошёл на кухню. Располовинив таблетку ножом, он добавил к ней одну целую и проглотил, запивая водой.

Выбор сделан. Теперь требовалось одно – удержаться на этом канате, протянутом через пропасть.

* * *

Первый толчок случился неожиданно скоро и оказался сокрушительным.

Во вторник вечером раздалась трель телефона. Звонил Торстен. Едва услышав его речь: сбивчивую, с придыханием, неразборчивую из-за волнения – Лиам рванул из дома. Благо, солнце уже зашло. Добежав до парковки за мостом, где оставлял машину, он прыгнул в свою Хонду Родстер и отъехал, пристёгиваясь.

У дома Фрэйма стояли полицейские машины. Синие огни мигалок хаотично мельтешили, рвали тьму и били по чувствительным глазам Лиама. Вскинув руку к лицу, он торопливо преодолел путь по узкому переулку, представился полицейским и наконец-то попал в дом.

Торстен отыскался на втором этаже. Он сидел в кресле, сжимая в руках стакан с водой, и глядел в одну точку. Старик не обращал внимания на осматривавших дом полисменов и появления внука не заметил. Но как только Лиам присел рядом с ним на корточки, безмолвно спрашивая, Торстен вздрогнул, схватил его за руку и, захлёбываясь словами, заговорил:

– Я вернулся домой, а тут половину вынесли. Окно выбито. И часы… Швейцарские – Бланпен, Шопар! Английскую школу подчистую выгребли: Долтер, Грехем, Фромантель! Эти – новые, что… тебе показ… тож… – старик вдруг начал запинаться, потом вовсе замолчал и побледнел.

Лиам, увидев, как у Торстена повело глаз и уголок рта – явный признак инсульта – вскочил и метнулся к комоду на поиски игольницы, попутно крича полицейским, чтобы вызывали скорую. Чудом открыв сразу нужный ящик, он вернулся к деду и сделал проколы на подушечках пальцев и мочках, позволяя крови течь, чтобы снизилось давление в капиллярах.

Патрульные предложили довезти до больницы, чтобы не ждать карету скорой помощи. Они всё равно торчали здесь без дела, едва подъехали криминалисты. Погрузив полубесчувственного Торстена в полицейскую машину, Лиам поехал следом на своей.

* * *

Он провёл в больнице всю ночь.