За тёмными окнами

– Вхожу в образ, – отмахнулась она. Отставив пухлую, плохо вязавшуюся с «образом» матерчатую сумку, Агнете развернулась и приобняла Лиама. – Нас задержали, как видишь, и я, не переодеваясь, поехала к тебе. Да и… Роб говорит, я играю Кароль неестественно, – она закатила глаза, отстраняясь. – Мне на самом деле надо привыкнуть к этой внешности, перенять манеры, то да сё. Вот, тружусь.

Лиам кивнул.

Агнете, балансируя на одной ноге, стянула красный лакированный ботфорт, затем избавилась от второго и, подхватив сумку, прошла за сводным братом в гостиную. Сев в кресло возле журнального столика, она распустила тесёмки на горлышке своей хипповатой торбы и начала деловито выкладывать «гостинцы»: таблетки, мази, бинты, две упаковки пластыря, коробку шприцов и скрученный рулоном пакет ампул с гемоглобином – это явно от Ольсена… Всё пытается убедить Лиама, что переливание крови необязательно и вполне достанет инъекций. Хедегор не считал нужным сообщать врачу о причинах своего пристрастия к опасной и малоэффективной процедуре. Зачем кому-нибудь знать, что собственная кровь Лиаму кажется ядом? Что терпеть её бег по венам рано или поздно становится выше его сил, и тогда ему просто необходимо выпустить её из тела… Хотелось бы полностью и навсегда.

– Ох, Лиам.

Он сфокусировал взгляд на сестре – та смотрела на него с сожалением. Отлично понимая, по поводу чего у Агнете такое скорбное выражение лица, Лиам качнул головой.

– Не надо. Пойдём, выпьем. Чаю.

Они засиделись допоздна. Агнете осмотрела квартиру, любопытствуя, как братец устроился на новом месте, потом кормила рыбок, потом разглядывала уже начинавший подбешивать Лиама портулан – отмерянный на работу с картой срок истекал, а сделано было чуть. Они долго разговаривали. Сестра рассказывала новости из дома родителей, немного внимания уделила себе, и большую часть времени выводила на откровенность вяло сопротивлявшегося Лиама.

Ему скоро предстояла поездка в Испанию в Бильбао. Учёные местного научно-исследовательского центра занимались вопросом лечения порфирии, разрабатывали новые лекарства. Хедегора должны будут положить на стационарное обследование и провести ряд терапевтических процедур, чтобы выработать для него персональную стратегию поддержания здоровья.

И вот Агнете завела любимую тему: «А давай представим, что там будет».

Лиам любил сестру, но терпеть не мог, когда его пытались накормить пустыми надеждами. Едва воспрянувшее настроение его снова начало стремительно портиться.

В самом деле, откуда такая восторженность от этой поездки, к чему радужные ожидания? В чудеса, творимые экспериментальным лекарством, Лиам не верил. В успех операции по пересадке костного мозга – тоже едва ли. Он почти не сомневался, что восемьдесят процентов восторгов по поводу что первого, что второго – это лишь результат рекламы, развёрнутой жаждущими тендеров учёными. Хедегор был убеждён, что милостей от жизни лучше не ждать и испытать приятное удивление, чем ждать, а в итоге оказаться раздавленным, когда этот каток проедется по всем твоим чаяниям и планам.

Утомлённый разговором, незаметно превратившимся в монолог Агнете, Лиам отлучился в ванную. Закрыв дверь на ключ, он упёрся ладонями в столешницу по бокам от раковины и хмуро вперился в своё отражение. За прошедшие дни воспаление немного сошло, но сыпь осталась, мучая зудом. Он постоянно ловил себя на том, что тянется к лицу и трёт кожу под носом или на скулах. Этот навязчивый зуд ощущался в дёснах, в сочленении челюстей, в суставах пальцев. Со вчерашнего дня Лиама изводил монотонный гул в ушах. А ещё где-то за стенками желудка зарождалось невнятное беспокойство, поднималось по рёбрам к груди и рвалось из горла рычащим стоном. Лиам еле сдерживал его при сестре. Это всё из-за таблеток. Из-за того, что он уменьшил дозу. Сны становились всё мерзостней, и просыпаться в липком поту по нескольку раз за день уже входило в привычку. Кошмары не отличались разнообразием. Лиам видел себя. Таким, каким боялся однажды увидеть наяву.