– Послушай, дружище. Я за свою жизнь убил столько мерзких ублюдков, что еще одним больше или меньше – уже совершенно без разницы… Хотя ты знаешь, – Бен снова ухмыльнулся, – возможно этот мир только скажет мне спасибо за то, что я избавлю его от себя… А, Блойд, как думаешь, скажет мне мир спасибо? Может, такая моя смерть станет единственным оправданием моей никчемной жизни?
– Не станет. Добровольная скотская смерть не оправдает скотской жизни.
– Да? А что тогда оправдает?
– Не знаю. Может, другая, не скотская жизнь?
–О, мне уже поздно начинать жить по-другому!
– Никогда не поздно. Пока мы живы, всегда есть надежда!
– Нет, Блойд, не всегда. Не в моем случае. Мне жить комендантом и умирать комендантом. Сраным комендантом сраной Крепости, а это значит – по-скотски.
– А разве комендант не может жить по-человечески и совершать человеческие поступки?
– Например?
– Не знаю. Поменьше убивать, получше относиться к несчастным узникам. Снять с меня эти чертовы цепи наконец.
Бен задумался, но уже через несколько мгновений совершенно изменился в лице. Его глаза превратились в два ледяных айсберга, взгляд стал непроницаемым и чужим.
– Так вот оно что! Вот зачем ты пожаловал! Решил хитростью взять?
– Я не понимаю тебя, Бен. Ты прав, я действительно хотел просить тебя снять с меня цепи. Но я и не скрывал своих намерений, в чем ты усмотрел хитрость?
– В чем? Ты держишь меня за идиота? Ты, как ночной воришка, пробрался в мою душу. Ты шарил там своими грязными руками, цинично и беспардонно копался в ней. И все для того, чтобы найти больное место, воспользоваться им в своих интересах? Я был с тобой откровенен, я открылся тебе. А сейчас снова ощущаю себя так, словно ты опять приставил нож к моей шее… Ты такая же мразь, как и я, Блойд. Ты ничуть не лучше меня самого. И мне жаль, что я был с тобой откровенен, я снова допустил промах.
– Постой, Бен. Ты не прав. То, что я шел к тебе, чтобы просить о снятии цепей, вовсе не означает того, что я не могу быть искренним с тобой. Я же вижу, как тебе плохо. Я чувствую, что тебе, быть может, тяжелее, чем мне, чем любому из узников Крепости. Я рад, что нам удалось откровенно поговорить. Ни у тебя, ни у меня давно не было такой возможности. А это необходимо. И я действительно хочу тебе помочь!
– Ты – мне? Черта с два! Ты хочешь, чтобы это я помог тебе.
– Да, хочу! Но как ты не поймешь, что, помогая мне, ты можешь помочь и себе! Попробуй сделать что-нибудь по-настоящему хорошее, человеческое, и возможно, это станет первым шагом на пути изменения твоей собственной жизни.
– Все это чушь и демагогия! Все эти разговоры про новую жизнь, про спасение души… Все чушь собачья. Эта тема закрыта.
– Жаль, что ты мне не веришь.
– Даже, если и верю. Это ничего не меняет. Ты пришел просить снять цепи? Мой ответ – цепи остаются.
– Но почему?
– Потому что так положено! Заключенные в Крепости должны пребывать в цепях. Таковы правила. И правила эти в отношении твоей персоны мне предписано соблюдать лично Императором. Вопросы или пожелания еще есть?
– Значит, ты все-таки предпочитаешь оставаться комендантом…
– Я предпочитаю исполнять свой долг. У тебя все?
Блойд встал. Надежды его не оправдались. Дальнейший разговор терял смысл.
– Жаль. А я почти почувствовал в тебе друга…
– Если у тебя все, Блойд…
– Еще одна просьба… Две просьбы. Можно мне забрать остатки коньяка? – указал Блойд на початую бутылку.
– Забирай. И вторая?
– Кофе. Мне чертовски не хватает кофе в этой тюрьме. Пожалуй, даже больше, чем женщин. Но женщин же просить бесполезно?
– Бесполезно.
– Тогда хотя бы кофе. Хотя бы раз в неделю. Одну чашку крепкого кофе с утра.
– Хорошо. Каждое утро у тебя будет чашка крепкого свежезаваренного кофе. Будем считать это моим первым человеческим поступком.
Очутившись снова в камере, Блойд уселся на пол, откупорил бутылку и сделал большой глоток. Коньяк был ему нужен, чтобы отогнать навязчивые мысли о постигшей его неудаче. Встреча прошла хуже некуда. Других вариантов освобождения от оков у него не было. Это был провал, о котором не хотелось думать, и коньяк был призван разогнать тяжелые мысли и ввести его мозг в состояние пустого и бессмысленного беспамятства.
Коньяк и кофе… Все, что ему удалось получить от сегодняшней встречи. Кофе и коньяк. Коньяк, конечно, штука хорошая, тем более что он почти отвык от его вкуса за время заключения. А кофе… Кофе Блойд не любил и не пил его вовсе. Но сейчас кофе – это хорошо, больше не надо дырявить собственную руку этой треклятой иглой.