За три мгновения до свободы. Том 2

– Книг, господин Комендант. Так и сказал, что передай, мол, коменданту, что заключенный восемьсот двадцать четыре испытывает невыносимую тоску и жажду по духовной, значит, пище. Больше, чем к кофею, говорит, испытывает. Кофе, правда, тоже попросил оставить, но по чтению и литературам истосковался, говорит, нестерпимо, и покорнейше просит эту его тоску удовлетворить путем предоставления ему этих самых литератур.

– Так и сказал?

– Точно так! Покорнейше, говорит, прошу удовлетворить.

– Ну что ж, раз покорнейше, отчего бы и не удовлетворить.

Глава 34. Ширл начинает действовать.

Старая уставшая кляча обреченно тянула такую же старую, как и она сама, потрепанную временем телегу по пыльной дороге, пролегавшей между ровными рядами виноградников, обнесенных плетеной изгородью. Солнце нещадно палило. Мокрая от пота лошаденка время от времени похрипывала и дергала ушами, отгоняя назойливых мух. Мужичонка в латаной на локтях рубахе и затертых до дыр штанах полулежал в телеге и лениво управлялся с поводьями. Широкополая соломенная шляпа хоть и прикрывала его голову от солнца, но все же не могла спасти путника от удушливого зноя. Он то и дело прикладывался к горлышку кожаной фляги, чтобы сделать несколько спасительных глотков. Помогало это ненадолго, влага быстро выходила крупными каплями пота, градом катившегося из-под шляпы, по загорелой шее, спине, груди, насквозь пропитывавшего рубаху и оставлявшего на ней белые солевые разводы.

В очередной раз приложившись к фляге, путник не ощутил во рту живительной влаги. Он поднял ее повыше над головой, пытаясь заглянуть в темное чрево бурдюка и вытрясти из него еще хоть немного воды. Но напрасно. Лишь одинокая капля сползла с замусоленного горлышка, сорвалась вниз и угодила в широко открытый… глаз изможденного жарой мужика.

– Все! Это была последняя капля, – взорвался вдруг путник, – последняя капля моего терпения! Мы мотаемся по этой проклятой стране уже почти полгода. Я устал! Я устал от жары, от голода, от этой бесконечной дорожной тряски, устал сутками пялиться в лошадиные задницы и нюхать конский навоз. Когда все это закончится? Почему мы должны мотаться из конца в конец по всей Эссентеррии? Почему мы просто не можем поехать домой? У меня вместо мягкого места уже одна огромная мозоль, а вместо головы – вареная тыква…

– Вот и прикрой свою тыкву, пока семечки из нее не посыпались! – грубо оборвал его стенания спутник. Он тоже был одет в простую крестьянскую одежду и внешне мало чем отличался от товарища. Разве что глазами, в которых ощущалась скрытая сила и властность. Второй путник лежал на охапке сена и был скрыт от возницы несколькими сложенными между ними мешками.

– Но я правда устал!

– Устал со мной ездить, поедешь на рудники…

– Киркой махать. Я знаю, Вы уже говорили. Но иногда уже кажется, что лучше на рудники, чем вот так… Ну честно, сил уже нет никаких.

– Потерпи, Дэн, – примирительно сказал старший, – немного осталось. Вон уже замок Дорнела показался. Заедем, и сразу домой.

– Правда? Нет, правда? Вы не шутите? Но-о-о, старая, пошла, пошла! Давай, калека, шевели копытами!

– Эй, потише, угробишь скотину!

– Да плевать, лишь бы уж быстрее домой. Но-о-о, паршивая, шевелись!

Когда телега остановилась у огромных кованых ворот замка, старая кляча едва держалась на дрожащих подгибающихся ногах. С боков ее хлопьями свисала белая пена, пенные пузыри, подкрашенные кровью, вылетали из ее полуоткрытой пасти вместе с тяжелым грудным хрипом. Ошалелые глаза лошади блуждали из стороны в сторону и никак не могли остановиться, будто для них все еще продолжалась эта безумная скачка.

Привратник не спеша вывалился из своей будки и заковылял к воротам. Одного взгляда ему было достаточно, чтобы оценить нарушившую его покой публику.

– А ну, чего встали? Давай, проваливай! Мы по пятницам не подаем! – прикрикнул он на путников и для острастки взялся за ремешок висящего на спине ружья.

– Так сегодня и не пятница вовсе, – задорно ответил возница.

– А не по пятницам тем более! Кому говорю, отъезжай от ворот! Нечего вам тут ловить.

Старший из путников тяжело вздохнул, спрыгнул с телеги и направился к воротам. Возница же, вместо того чтобы поспешно тронуться дальше, бросил вожжи, уселся поудобнее, оскалил рот в белоснежной тридцатизубой улыбке (два ему вышиб хозяин, уже и не упомнишь за что) и с видом пришедшего на театральное представление зрителя стал наблюдать за происходящим. Он наперед знал, что сейчас произойдет. Он наблюдал эту картину уже много раз, у каждого из замков, куда им довелось заезжать. Но каждый раз это доставляло ему истинное удовольствие.