За три моря

— Как начали стрелять, — стал рассказывать Юша, — наши отстреливаться стали и на вёсла налегли, да разошлись с вами. Ваш корабль да большая ладья прямо пошли, а мы влево подались и застряли на язу[8]. Тут набежали татары и всё пограбили, а нас повязали да на берег стащили. Так день и ночь пролежали мы. А на другое утро, смотрим, тянут к язу большую ладью. Всё добро из неё вытащили, а нас туда посадили и велели уходить. А на меньшей они сами вверх поплыли. Увезли на ней и товары и четырёх товарищей — Ждана Ряцева, Федю Сидельникова, Серёгу Крапивина да Ерёму Малинина.

— А как большую ладью захватили? — спросил Никитин.

— А на большой дяденька Артём был, он скажет, — ответил Юша.

— Да что сказывать-то? — пробормотал хрипло Вязьмитин. — Что было, то прошло.

— Что ты, Артём! Придём в Дербент либо в Шемаху, а там государев посол Василий Папин. Мне ему отписать придётся, как что было. Говори, сделай милость, — попросил Никитин.

— Мне что, я скажу, — нехотя согласился Вязьмитин. — Вот Юшка сказал до меня, как начали поганые стрелять, потеряли мы корабль из виду, а потом и с меньшей ладьёй разминулись. Шли ходко, попали в быструю и глубокую протоку. Всю ночь шли и полдня шли. Всё вас смотрели, а голос подать боялись. К закату на широкую воду к морю вышли. Тут бы нам на ночлег стать, якоря бросить, да услышали мы татарские голоса, погнали было дальше, да на мели и стали. Вдруг набежало на нас татарья видимо-невидимо… Ну, набежали, стали вязать. Я было в драку, да они побили сильно, зубы вышибли. А потом потянули ладью вверх к язу, нас же грести заставили и к утру до язу добрались. Пограбили всё, четырёх в полон взяли, а нас отпустили. Мы просили, чтобы назад вверх пропустили — какие-де мы без товара купцы, нам и Шемаха-де ненадобна, — а они смеются: «Вас пустишь, а вы на Москву весть подадите». Так и не пустили. И твоё всё взяли, — закончил Артём свой рассказ.

— Что делать, не ведаю! С чем за море идти? — горевал Афанасий. — Всё, что ограбили, в долг взял. Вернуться в Тверь — самому в петлю лезть. Посадят меня в яму купчины тверские.

Пока Никитин расспрашивал земляков, Али-Меджид разговаривал с шемаханским послом.

Потом он подошёл к Никитину и вынул из-за пазухи помятую покоробленную тетрадь.

— Твоя? — спросил он.

Никитин узнал тетрадь, куда заносил он всё, что случалось в пути. Записками своими он очень дорожил.

— Спасибо тебе, добрый человек! — вскричал он радостно. — Как довелось тебе её сохранить?

— «Уважай писания человека мудрого», гласит наша пословица. Не раз я видел, как писал ты по вечерам, заметил, как берёг ты эту тетрадь. Стали татары шарить в твоих коробьях — уронили её на дно ладьи. Когда сошёл вечер, я потихоньку и подобрал её.

— Век не забуду твоей заботы! — горячо сказал Афанасий.

Вместе с товарами пропали любимые книги Никитина, которые он всегда возил с собой. По церковно-славянским книгам Афанасий Никитин следил, когда надо соблюдать посты и праздники, и вёл счёт дням. Любил он читать и «Сказание об Индийском царстве» и «Сны царя Шахаиши». Афанасий сам переписал эта повести из старого, залоснившегося и полуистлевшего сборника, который принадлежал игумену тверского Заиконоспасского монастыря.

Никитин любил эти старые повести. В «Сказании об Индийском царстве» его прельщали пёстрые и волшебные рассказы о неведомой индийской земле, а в «Снах царя Шахаиши» — разгадки мудреца, превращавшие непонятные сны в прорицания.

Потеря товара и любимых книг очень печалила Никитина. «Делать нечего, — думал он, — возвращаться нельзя, да и незачем. Надо ждать удачи за морем. Не всё ещё потеряно».

Кашкин, Юша и Али-Меджид вернулись к себе. Корабль и ладья снова двинулись в путь.

Прошло несколько дней. Уже близок был берег дербентский, когда на закате набежала буря. Сразу потемнело небо, заходили волны. Сначала на корабле слышали окрики с ладьи, потом шум волн и свист ветра заглушили всё.

Пять дней бушевала непогода, а на шестое утро буря стихла и к полудню корабль подошёл к Дербенту.

II. В стране ширванского шаха

Дербент

Длинный узкий город, тесно зажатый между двумя упиравшимися в море стенами, уступами поднимался в горы. Эти стены были когда-то выстроены и тянулись от моря к горам, чтобы преградить северным кочевникам доступ в Закавказье и Персию.

Надо сказать, что место было выбрано очень удачно. Отроги Кавказского хребта, не доходящие до Каспийского моря на десять-двадцать вёрст, оставляют на всём побережье Дагестана полосу низменности. Но здесь они подходят к морю вплотную, спускаясь к нему крутыми террасами. Здесь проходил единственный караванный путь, и здесь он был перехвачен двойной стеной. Город Дербент был привратником, охраняющим торговые пути Ширванского ханства. Сам город вёл большую торговлю с кавказскими землями, с Поволжьем, с Персией, с туркменскими племенами.

Ширван, в котором находился Дербент, был небольшим, но самостоятельным государством на каспийском побережье Кавказа. Самым крупным из его городов была Шемаха. К югу от Шемахи находился Баку.