За три моря

Купцы, проезжавшие из Персии и других стран через Кавказ на Волгу, не могли миновать Ширванское государство. Они делали подарки ширванскому шаху, чтобы без помехи проехать через его владения, торгуя по пути. И шах Ширвана, Феррух-Есар, покровительствовал купцам, потому что это было ему выгодно.

В тот день, когда корабль Асан-бека подошёл к Дербенту, у берега стояло много судов — неуклюжие парусники из Персии, туркменские челноки, струги из волжского устья. Но, как ни вглядывался Никитин, он нигде не видел знакомой ладьи.

— Видно, загубила их буря, — решил он.

А к кораблю уже спешил на маленьком челне гонец от московского посла Василия Папина, прибывшего в Дербент за две недели до Асан-бека.

Гонец, касимовский[9] татарин Махмед, служивший у Папина переводчиком, повёз русских купцов к берегу.

Когда чёлн отошёл от корабля, касимовец сказал:

— А вашу-то ладью буря поломала да на кайтацкий берег выкинула. Всех людей, какие в ней были, кайтахи в полон забрали.

— Какие такие кайтахи? — спросил Никитин.

— Живут тут в горах кайтахи, — охотно рассказывал Махмед. — Дурной народ, воровской. По дороге торговых людей грабят, а иных и продают в Персию или за море. Путники ходят в те места с провожатыми, и то кайтахи с каждого выкуп берут — возьмут со вьюка по три денежки и пропустят. Выходят они из гор к морю и залегают в степи да в камыше. Разобьёт судно — набежит их ватага и всё разворует.

— Кто же правит ими? — спросил Никитин.

— У них есть свой хан, брат старшей жены шемаханского хана.

Чёлн подошёл к берегу. Узкие, мощённые острым камнем улочки и переулки круто поднимались в гору. По ним бежали ручейки грязной воды. Вдоль улочек тянулись глинобитные дома без окон. На плоских крышах сидели люди.

Зазывания лотошников, продавцов воды и сладостей, скупщиков старья, крики ослов, вопли погонщиков верблюдов, дробный стук молотков в лавках медников, звон колокольчиков вьючных коней, скрип огромных колёс, лай облезлых бродячих собак — всё это сливалось в непрерывный гул и грохот.

Притихшие и настороженные, молча шагали русские купцы за своим проводником по грязным улочкам и маленьким круглым площадям, мимо тёмных лавочек, водоёмов, где плескались дети и утки, мимо заросших тутовыми деревьями двориков мечетей. Наконец подошли они к невысокому длинному дому.

— Караван-сарай, а по-вашему — подворье. Здесь остановился посол государя, — объяснил проводник.

И они вошли в низкие ворота.

* * *

Василий Папин, к которому Афанасий обратился с просьбой помочь ему вызволить из плена своих товарищей, не хотел вмешиваться в эти дела. Папин был человек осторожный. Не зная чужих обычаев, он боялся, как бы не уронить государево достоинство. Он не знал, кому из мурз, ханов и беков ему должно кланяться, а кому нет. А чтобы не совершить невольной ошибки, он почти не выходил из караван-сарая. Свои дела он почти закончил. Папин был доволен, что ему удалось в целости довезти дорогой государев дар — девяносто кречетов, — и теперь ждал, когда шемаханцы соберут ответные дары, чтобы тронуться в обратный путь.

И только после долгих упрашиваний Никитина он обещал при случае похлопотать перед шемаханцами за горемык, томившихся в кайтацкой неволе.

Вязьмитин тоже отказался помогать Афанасию.

— Всё-то ты чужими делами занят, — заявил он. — Вот прожил больше сорока лет, а что нажил? Всё по чужим землям, с чужим товаром мыкаешься. Неуёмный ты человек!

— Как же бросать товарищей в беде? — возмутился Никитин.

— Ты бы попал в беду — никто бы не печаловался о тебе. Тебе что? Посол здесь — пусть он и вызволяет их. А что мне о чужих делах думать? Я и сам не знаю, как мне теперь без товара быть. На Русь с Папиным подамся, — неожиданно закончил он.

Никитин поспешил к Асан-беку. Он застал шемаханского посла за выгрузкой привезённых из Москвы товаров и подарков. Сидя на палубе своего корабля, посол наблюдал, как рабы его повелителя тащили по сходням вьюки с холстом, кожей и мехами, катили бочки воску, бережно несли клетки с кречетами.

Никитин рассказал Асан-беку про товарищей и попросил его замолвить перед шахом словечко, чтобы выручить купцов из кайтацкой неволи.

Выслушав его, посол ответил:

— Чем я могу помочь тебе? Я должен ждать, когда мой повелитель, светлейший шах, позовёт меня к себе. Сам к нему явиться я не смею.

— Что же, погибать нашим людям в кайтацкой яме? — воскликнул Никитин.

— Зачем погибать? — ответил посол и, подумав, прибавил: — Подожди, завтра я поеду к дербентскому правителю Булат-беку. Должен ему рассказать, как съездил на Русь. Он мне родственник, спрошу у него совета. Подожди.

Ранним утром Асан-бек уже встал и начал собираться к Булат-беку. Раб-персианин выбрил ему голову, подкрасил бороду. Потом с помощью слуг он облачился в синий с золотом халат и надел высокие сапоги из красной мягкой кожи. Бритую голову посла рабы обернули длинным белоснежным полотенцем.

Асан-бек сел на сухого, стройного коня и в сопровождении слуг отправился вверх, к крепости, где жил Булат-бек.