За три моря

В пять лет мальчик научился читать. Он стал с жадностью набрасываться на всё, что можно было прочитать: вывески, афиши, журналы. Он часами простаивал в сенях, где стены были оклеены старыми газетами. Когда ему подарили глобус, он изучил его так основательно, что вскоре любую часть света мог нарисовать на память.

Костя часто болел. Родители, желая укрепить его здоровье, пытались увлечь его спортом. Но спорт ему не давался. Он предпочитал книги всему другому.

Раннее увлечение книгами не засушило Костю, не оторвало от жизни. Всё, что он узнавал, он тотчас применял к делу, а главное дело ребят — игра. Товарищи очень любили его и в играх признавали своим вожаком.

Он придумал игру в «клад». Чтобы найти клад, надо было объехать девять городов в разных странах. В каждом городе с играющими случались приключения, подобные действительно пережитым знаменитыми путешественниками. Игра эта длилась годами. Если играли в «казаки-разбойники», Костя требовал уточнить, какие разбойники. Если, например, с острова Корфу, то надо повязать платки и вооружиться кривыми ятаганами.

Он почти всегда жил в городе, но интересовался природой не меньше, чем историей и географией. Недалеко от его дома находился знаменитый Ленинградский ботанический сад. Там было множество диковинных растений, а в прудах водилась всякая живность.

Однажды весной директор Ботанического сада Владимир Леонтьевич Комаров, впоследствии президент Академии наук, обходя сад, обнаружил мальчишку с сачком и банкой.

— Мальчик, зачем ты здесь ходишь? — строго спросил Комаров. — Я тебя отправлю в милицию.

— Мне необходимо наловить тритонов.

— Тритонов? А ну, пойдём ко мне в кабинет.

Беседа между самым большим и самым маленьким естествоиспытателем длилась довольно долго. По окончании её мальчик вышел от Комарова сияющий, держа в руках удостоверение:

«Школьнику Косте Кунину разрешается ловить рыбу и тритонов в прудах Ботанического сада при условии, что он не будет портить растения».

Опасения Владимира Леонтьевича были напрасны: Костя очень бережно обращался и с растениями и с животными. Его комната была полна всякой живности. В банках выводились из икры бесчисленные головастики, в аквариумах плавали всевозможные рыбки. Тритоны, число которых достигало пятидесяти трёх, нередко выскакивали на пол и расползались по квартире. Тут же выводились личинки стрекоз, гусеницы окукливались и превращались в бабочек. В коробках шуршали жуки во главе с громадным жуком-оленем.

Товарищи любили слушать, как Костя читал вслух. Если читали Брема, он тут же размерял на полу комнаты длину и высоту животных. Если читали путешествия, он показывал на карте маршрут исследователя.

Костя был страстным коллекционером. Он собирал марки, монеты, спичечные коробки, растения, камни, черепки старинных сосудов.

Одно время родителям пришлось несколько раз переезжать из города в город. Костя каждый раз вынужден был менять школу. Однажды он попал в очень плохую. Там ребята вначале били Костю, отнимали у него завтраки, но он ни разу на них не пожаловался. Тогда класс признал, что новичок заслуживает уважения.

У Кости рано развилось чувство ответственности. Он всегда помогал родителям, а сестрёнка, которая была моложе его на пять лет, считала его вторым отцом. Заботясь о её развитии, он рассказывал ей истории из прочитанных книг, проверял, как она усвоила прочитанное. Когда девочка одно время увлеклась танцами, он взволновался и пришёл объясниться с родителями.

— Я боюсь, что у неё ноги разовьются лучше, чем голова, — заявил он.

Костя кончил школу шестнадцати лет и с компанией окончивших поехал на экскурсию в Крым. Здесь окончательно определились его интересы. Хотя ум его жадно впитывал самые разносторонние знания, но особенно увлёкся он историей, нравами и языками далёких нам по времени и культуре народов. Он с восторгом рассматривал дворец в Бахчисарае, поднимался на Генуэзскую башню, рылся в развалинах Херсонеса. Там он нашёл ценную древнегреческую гемму — камень с миниатюрным резным изображением. Ею заинтересовались даже в Эрмитаже.

Шестнадцатилетних не принимали в вузы. Но Константин Ильич не хотел терять ни одного года. После долгих хлопот его допустили к экзаменам. Он блестяще выдержал их и на всякий случай — в два вуза сразу. Его выбор остановился на Ленинградском институте живых восточных языков. Он решил стать китаистом — знатоком Китая. Его привлекали своеобразие китайского быта и искусства, седая древность высокой китайской культуры, неисследованность большей части территории Китая, наконец сама вошедшая в пословицу трудность «китайской грамоты» — ему хотелось испробовать на ней свою исключительную память. В его голове уложились уже бесчисленные даты исторических событий, названия сотен островов Тихого океана, высоты всех главных вершин Кордильер и многое другое, — должны были уложиться и китайские иероглифы.