За Урал

Официальное утверждение ярмарки указом царя Михаила Феодоровича произошло в 1643 году.

„Не легко было пробраться в те времена на Ирбитскую ярмарку какому-нибудь москвичу или нижегородцу. Тогда в большинстве случаев не знали, где ближе проехать; ехали понаслышке; почтовых лошадей и даже вольных ямщиков, местами, не было, — приходилось ездить на своих лошадях, везя с собою и товар. По дорогам чуть не на каждом шагу приходилось встречаться с злыми людьми: леса и большие дороги кишмя кишели разбойниками; на дороге существовали внутренние таможни, где осматривали самих, брали пошлины, а вместе с ними и неизбежные взятки. Па переправах и перевозах — новые расходы; в городах — расспросы воевод и прочего начальства: что за люди? куда едете? зачем? — и новые взятки… Донесет Бог до Ирбита, — новые расходы и неприятности. Верхотурские воеводы самовольничали здесь самым возмутительным образом. Кроме пошлин в казну, брали взятки в свою пользу, по своему усмотрению, и товаром и деньгами. Иногда, желая взять побольше, отсрочивали день открытия ярмарки на неопределенное время и запрещали собравшимся купцам торговать на том основании, что ярмарка еще не открыта. Поневоле купцам приходилось делать складчину, идти к воеводе с поклоном и нести „поминок”, чтобы поскорее открыл ярмарку. А кроме воевод, нужно было ублаготворять еще разных приказных, подьячих, старость и других служилых людей.

XII. Город Ирбит.

Ирбитская ярмарка, имевшая большое коммерческое значение в продолжение более сотни лет и притягивавшая к себе за тысячи верст представителей чуть не всех российских губерний и областей, до сих пор дает средства к существованию целому городу. Понятно, с каким нетерпением ожидают ее все обыватели. Помимо выгоды, она приносит городу оживление и много удовольствий, а сбродный ярмарочный элемент служит, кроме того, звеном, соединяющим это спящее захолустье с живым цивилизованным миром.

Во время ярмарки город словно перерождается. Население с 5 - 6.000 сразу доходит до 50.000. Чуть не в каждом доме отдаются квартиры и комнаты, а многие дома обращаются в магазины, при чем бывает так, что иной домохозяин чистит вам сапоги и одежду, ставит самовар и вообще исполняет должность лакея, не считая никакую работу унизительною, — была бы лишь доходна. Поэтому нередко происходили такие случаи: городской голова, являясь во всем параде к почетному приезжему с визитом, важно входил в переднюю и здоровался сначала с лакеем за руку, расспрашивал его, как он поживает, все ли в добром здоровье, а затем уже позволял ему снять с себя шубу и ботики, потому что этот лакей — свой же брат, обыватель, а с ними со всеми представитель города круглый год в наилучших отношениях, с иными даже приятель. Во время ярмарки оживляется все: открываются трактиры — с арфистками и без арфисток, с музыкой и без музыки — до кабака включительно; артистки играют здесь вообще видную роль. Для более взыскательной публики существует ярмарочный театр, где чередуются самые раздирательные драмы с самыми отчаянными оперетками, чтоб угодить на все вкусы; здесь действует цирк, устраиваются концерты, бывают дамы -гадальцы на картах, которые, по словам публикации, „предсказывают будущую судьбу, рассказывают прошедшее и настоящее”. Повсюду, кажется, такие гадальщицы запрещены, но здесь они смело публикуют о себе в газете и находят много поклонников. Оно и понятно, потому что съезжается много инородцев, любителей всего таинственного, да и наши почтенные русаки не прочь иногда заглянуть в будущее…

Если принять в соображение, что в течение одного месяца оборот ярмарочной торговли достигает средним числом 40 миллионов рублей, что здесь на „нейтральной” почве сходится Сибирь с Среднею Россией, меняясь товарами, что здесь съезжаются представители чуть не всех народностей, населяющих Россию, и притом люди преимущественно со средствами, к тому же немногие из них образованы и воспитаны, — то становится понятным тот разгул, который существует еще до сих пор и который в высшей степени процветал лет 10-20 тому назад. Обычный ход ярмарочной жизни нарушался только двумя „событиями”: благотворительным гуляньем и масленицей, которая приходится как раз в разгар ярмарки. Справлялось, впрочем, одно только прощеное воскресенье, и в этот день запирались все лавки. Бывал даже местный карнавал: нанималась розвальни, в них ставилась лодка, а в лодку стол с всевозможными винами и закусками, в лодке же помещались музыканты — три-четыре жида со скрипками: борта ее обставлялись шестами, на которых вешалась собольи хвосты, лошади убирались лентами, — и в таком виде, с песнями, шумом и гиканьем, проносились по городу тройка за тройкой с полупьяными купчиками и арфистками.