Коста торопливо шарил в кармане и, нащупав студенческий билет академии, протянул одному из патрульных. Только сейчас он заметил, что стоит перед длинным дощатым забором, за которым виднеются приземистые здания.
— Господин студент? Они-то и есть самые неблагонадежные, — сказал патрульный своему напарнику. — Что вы здесь делаете?
— Хотел написать заход солнца…
— А другого места вы для этого не нашли? — усмехнулся второй патрульный, маленький и кривоногий. — Именно возле снарядного склада вам надо рисовать закат?
— Простите, я не знал… Я приезжий…
— Все они ничего не знают! — грубо прервал его первый. — Следуйте за нами…
Коста понял — сопротивляться бесполезно. И, не чувствуя за собой никакой вины, послушно пошел за патрульными.
Покорность студента подействовала на старшего патрульного.
— В ящике что? — строго спросил он.
— Краски.
— Знаем мы ваши краски! А потом бомба окажется… Нет уж, пусть на Гороховой разберутся.
На перекрестке, переминаясь с ноги на ногу, скучал городовой.
Патрульные подвели к нему Коста.
— Веди на Гороховую! Студента поймали. Наверно, склады поджечь хотел! — приказал городовому старший патрульный.
Тот взял под козырек.
Путь предстоял не близкий — с Васильевского острова, через Николаевский мост, на Гороховую. Городовой пропустил Коста вперед и молча грузно шагал следом.
Смеркалось. Загорались огни в окнах домов. Подул ветер, на небе засеребрилась скобочка новорожденного месяца.
Коста шел, удивляясь неожиданному происшествию, и уже представлял себе, как будут веселиться товарищи, когда он станет в лицах рассказывать им о случившемся. И вдруг мозг его, словно иглой, пронзила страшная мысль. Сегодня он купил пять коробок спичек — надоело каждый раз бегать к соседям, а одну-две коробки купишь — в тот же вечер кто-нибудь из курильщиков непременно унесет… Спички лежали в кармане, и если на Гороховой учинят обыск — вот уж тогда не просто будет выпутаться. «С какой целью, если не для поджога, носит господин студент столько спичек, а?» Он так и слышал этот вопрос, и в то же время понимал, что незаметно выбросить коробки не удастся — городовой идет по пятам.
К счастью, сумерки быстро сгущались. Когда подошли к Николаевскому мосту, фонари еще не были зажжены. От реки поднимался туман. Коста шел у самых перил и, улучив минутку, когда по мосту с грохотом проехала телега, быстро бросил в Неву одну коробку. Разбрызгивая жидкий снег, мимо них пролетел извозчик, и еще одна коробка упала вниз. Когда была выброшена последняя, Коста вздохнул с облегчением.
Ну теперь-то ему на все наплевать.
В жандармском управлении разговор был короткий.
— Обыскать! — приказал начальник.
— Есть обыскать!
И тотчас привычные к этим делам руки обшарили карманы Коста, ощупали грудь, спину… А другие такие же ловкие руки ворошили его этюдник, и Коста с тихим бешенством глядел, как грубые пальцы давят драгоценные тюбики, зачем-то ломают кисти и куски загрунтованного картона, приготовленные для этюдов.
Жандарм подозрительно вертел в руках мастехин.
— Что сие? Нож?
— Мастехин, — негромко сказал Коста. — Это когда пишешь маслом…
Начальник неопределенно хмыкнул.
Приступили к составлению протокола. Коста долго отвечал на вопросы — откуда родом, кто родители, к какому сословию принадлежит, где изволит обучаться. Когда, наконец, и это осталось позади и протокол был составлен, начальник сказал, обращаясь к «фараонам», услужливо стоявшим наготове:
— Отвести господина студента по месту жительства и произвести обыск в комнате. Если ничего предосудительного не обнаружится, отпустить.
В сопровождении «фараонов», теперь уже двух, Коста шел обратно. На улице было совсем темно, липкий снег, перемешанный с дождем, слепил глаза.
Вот и двор неподалеку от академии. Втроем они поднялись на чердак, где находилась комната Коста. «Боже мой, — с тоской вспомнил он. — На стене висит кинжал! Если мастехин показался им подозрительным, то что будет, когда в комнате студента окажется холодное оружие?»
Решение надо было принять стремительно. Коста сам отпер дверь своей комнаты, первым вошел в нее и, делая вид, что ищет спички, чтобы зажечь свечу, быстро снял кинжал со стены и сунул за пазуху — личного обыска они не станут повторять. Он так долго шарил по столу, искал спички, которых у него не было, что один из городовых грубо прикрикнул:
— Чего шаришь?!
— Спички ищу! — резко ответил Коста.
Второй жандарм услужливо чиркнул, поднес спичку к свече, и она, потрескивая, разгорелась. Жандармы перевернули все — постель, бумаги на столе; они выкинули из комода белье, а один полез под кровать. И тут сердце Коста снова тревожно забилось: под кроватью в чемодане хранились рукописи. Недавно он начал работать над пьесой о русском революционере-подпольщике Борисе. Вдруг найдут? Эта пьеса, пожалуй, поострее кинжала…