Отец на первых порах помог Коста устроиться, снял квартиру, оставил немного денег на обзаведение. Коста дал объявление в газете: принимает заказы на портреты и церковную живопись. Вскоре к нему пожаловал первый заказчик: попросил написать икону Николая-угодника для одной из слободских церквей. Коста работал старательно, икона понравилась, и теперь он время от времени получал новые заказы. Это давало возможность кое-как сводить концы с концами и даже понемногу возвращать отцу те деньги, которые пришлось взять, вернувшись на родину.
Постепенно налаживались и знакомства. Коста подружился с семьей Цаликовых. Глава семьи, Александр Цаликов, священник, слыл в городе за либерала, вольнодумца. У него было три дочери, самой младшей и семнадцати еще не исполнилось. В доме всегда было многолюдно, весело, шумно, читали стихи, спорили, а всего этого так не хватало Коста после петербургской жизни!
Но тут произошла встреча, которая разом переменила все. И серый, тусклый Владикавказ вдруг стал лучшим городом мира.
Это случилось прозрачным осенним днем. Уже легкая желтизна тронула деревья на владикавказском бульваре, с мягким стуком падали в садах созревшие плоды, дни казались бесконечными, хрустальными, и тонкие паутинки проносились, золотясь на солнце.
Коста шел по тенистой улице, наслаждаясь синевой неба и ярким солнцем, по которому так тосковал в Петербурге. И вдруг еще синее стало небо, еще ярче солнце. Девушка с тяжелой черной косой, в коричневом гимназическом платье шла ему навстречу. Она чему-то весело смеялась, разговаривая с подругой, и все в ней смеялось — огромные глаза под длинными ресницами, густые, вразлет брови, тоненький точеный нос, ямочки на щеках и даже прядки волос на лбу.
Коста остановился, он не мог отвести от девушки глаз и боялся одного — сейчас она пройдет, и все для него кончится, все разом погаснет. Но она прошла, а все так же светило солнце, и те же легкие паутинки летали в голубом воздухе, и шелестела листва деревьев. Девушка весело протопала мимо, и Коста вдруг тоже стало весело, очень весело. Он подумал, что ему всего лишь двадцать восемь лет, и в общем-то это совсем не много — жизнь еще успеет улыбнуться ему.
На следующий день Коста пришел сюда в то же самое время и снова увидел ее. Она возвращалась домой из гимназии. И еще через день, и так много дней подряд. Вскоре девушка заметила Коста, стала поглядывать на него с любопытством. А однажды они заговорили. Ее звали Анна Попова. Беседы их становились все продолжительнее, и Коста уже замечал, как розовеет нежное лицо девушки, когда они встречаются. Он провожал Анну домой, они долго ходили по ее улице, спускались к Тереку и говорили, говорили…
Сегодня, в день ее именин, Коста решил признаться ей. Альбом, который он прихватил в последнюю секунду, облегчит ему задачу: там на первой странице написано стихотворение, которое так и озаглавлено: «А. Я. П.» — Анне Яковлевне Поповой.
Коста тщательно отобрал из множества стихов, написанных за месяцы знакомства с Анной Поповой, те, что казались ему достойными ее внимания. Это — его именинный подарок. Да еще фиалки — свежие, душистые.
Коста волновался. Он и верил и не верил в возможность счастья. Порой строгий голос рассудка предостерегал его: «Она богата, из знатной семьи, у нее чванливая и чиновная родня, куда тебе до нее, бедный, безвестный поэт и художник?» Но он говорил себе: будь смел и решителен. Ты хочешь посвятить себя служению народу, бороться за его счастье. Ты взял себе в учителя русских революционных демократов — Герцена, Чернышевского, Добролюбова, ты хочешь следовать их идеям, их заветам. Нелегкий, но прекрасный путь. И неужели Анна предпочтет этому богатство и благополучие?
— А мы, дяденька, из переселенцев будем, —
Коста вспомнил о своем спутнике Сеньке, потрепал его по рыжей лохматой голове. Они остановились возле подъезда.
— Ну, брат, спасибо за подмогу, вот тебе еще пятак за труды…
— Не надо, — неожиданно обиделся Сенька. — Сам сказал поровну, мне — двадцать пять, тебе — двадцать пять. Зачем так?
— Ну-ну, — смутился Коста. — Мужской уговор дороже денег. Приходи ко мне, гостем будешь. Краски тереть научу.
— Приду, дяденька…