За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

Мутный Терек пенился и обдавал ледяными и звонкими брызгами каменистые берега. Коста ничего не видел и ничего не слышал. Одна мысль владела его существом: суждено ли им еще когда-то встретиться?

Он раскрыл записную книжку, и на листки ее быстро, одна за другой, легли горькие строки. Он писал почти без помарок:

Высокий барский дом… Подъезд с гербом старинным,

Узорчатый балкон… стеклянный мезонин…

Закрытый экипаж… ямщик с пером павлиньим

И с медною трубой кондуктор-осетин…

Густая пыль столбом… и понеслась карета…

Завод… Чугунный мост… базар… застава… степь…

Безумная!.. Постой!.. Не покидай поэта!..

Кто-то дернул Коста за рукав и он, вздрогнув, огляделся.

— Дяденька, записка тебе…

Босоногий Сенька протянул ему смятую голубую бумажку.

— От барышни. Той, что мы с тобой цветы носили. Я им нонче форель принес торговать, в доме еще все спали, она меня из окна увидела, кинула бумажку и тихонько так говорит: «Увозят меня в Тифлис, передай ему… Художнику». Я разом смекнул кому. А в бумажке еще двугривенный был. Вот он. Давай пополам, по-мужски, а? — с готовностью предложил Сенька.

Коста не слышал его. Ему хотелось поскорее развернуть записку, но руки плохо слушались. Наконец он прочел:

Бог весть, увидимся ли вновь,

Увы, надежды нет,

Прости и знай: твою любовь,

Последний твой завет

Д буду помнить глубоко

В далекой стороне…

Не плачу я, но не легко

С тобой расстаться мне!

Спазм сдавил его горло, и если бы не любопытные Сенькины глаза, верно, не сдержал бы слез Коста. Но человеку свойственно утешать себя: «А может, она прислала мне эти некрасовские строки, чтобы сказать, что не забудет меня?»…

8

Люди говорят: самое трудное — ждать и догонять. Догонять он не мог — приходилось ждать. И Коста ждал. Ждал днем и ночью, утром и вечером весточки от Анны.

Поэт, художник черпает утешение и поддержку только в своем труде, тяжелом и неблагодарном, но необходимом ему, как хлеб и воздух. И Коста работал. Пожалуй, со времени своего возвращения из Петербурга никогда не писал он с таким напряжением и самозабвением: днем — иконы, чтобы заработать на жизнь, а по ночам — стихи. До рассвета не гас огонь в его комнате.

Не раз вспоминал Коста, как однажды, во время бесконечных прогулок по Петербургу, Верещагин сказал ему: «Я очень хочу, друг мой, чтобы жизнь ваша сложилась счастливо, но знайте, лучшие произведения рождаются в горестные минуты».

Как прав он был! Пришло горе, и родилась «Фа-тима», первая поэма Коста. Он писал ее по-русски, и заранее знал, что ценители увидят в поэме явное влияние Пушкина и Лермонтова. Что ж, ведь они — его великие учителя. Конечно, он будет искать свой собственный голос, но это дается не сразу.

С тех пор как увезли Анну, Коста потерял сон. Вот и сегодня он ворочается на своей жесткой кровати. Проще было бы встать, попытаться работать, но голова тяжелая, мысли текут вяло, вразброд. Вот уж и рассвело, а утренней бодрости нет и в помине — как будто не ложился.

Коста медленно встал, оделся и вышел на улицу. День занимался розовый, ясный.

«Верно, и она сейчас просыпается, теплая ото сна, глядит на мир затуманенным взором и, может быть, думает обо мне»…

Готова ли она разделить тяготы его нелегкой жизни? Способна ли любить так, как Фатима любила своего Ибрагима?..

Коста вспоминал взволнованное лицо Анны, когда она слушала его рассказ о декабристах, и верил: да, ради любви она сумеет бросить и родных, и свой богатый дом…

А вот и он, знакомый, опустевший дом. Коста остановился, глядя на маленькое окно во втором этаже. Казалось, вот-вот мелькнет за стеклом быстрая фигурка, а потом распахнется рама и он услышит:

— Доброе утро, Коста Леванович…

Из-за горного хребта выкатывалось солнце, рыжее, круглое. Все жарче золотились ледяные вершины Казбека, все четче проступала на безоблачном небе причудливая и могучая цепь гор, протянувшаяся от, моря до моря. Багровые лучи упали на холодный гранит Фыдхуз-хоха, и, казалось, человек-гигант просыпается от сна, потягивается, но не может оторваться от скалы. Ведь к вершине Фыдхуз-хоха — Столовой горы — и был прикован Прометей. Так, говорит легенда. И потому сама скала напоминает своими очертаниями великана.

Проснулся царственный Казбек,

Восход приветствуя румяный,

Долины быстротечных рек

Покров свой сбросили туманный…

Лениво выползают горы

Из облаков… Проснулся лес,

И птиц восторженные хоры

Благословляют ширь небес…

Ползет прозрачной синевою