За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове

— А черт с ним! — выругался матрос. — И так, считай, на каторге живем. Дальше не зашлют. День маешься, ночь не спишь, детишки голодные, оборванные. Побожился ведь, проклятый, что все на остров доставит, а нам, рыбакам, жалованье без штрафов выдаст. А что нам с его божбы?

Любов спросонья промычал что-то, мотнул головой, и она снова безжизненно повисла.

— Несите-ка вы его к купчихе, — спускаясь на берег, сказал Коста, — а обо всех его «благодеяниях» мужикам и бабам расскажите. Пусть сами рассудят!

Матросы уложили Любова на брезент и по земле поволокли к хуторку, расположенному неподалеку от пристани. Горячий песок хрустел под ногами.

Коста вдохнул нагретый тяжелый воздух и огляделся. Так вот каков он, этот остров, так называемый «воспитательный дом для непокорных туземцев»!..

Откуда-то из-за Каспия выкатывалось багровое колесо солнца. Удивительное дело! Остров посреди моря, а растительности почти никакой. Песок вперемешку с ракушками — вот и вся природа. И чудится, что это золотая россыпь, и хочется взять ее в руку и пропустить между пальцев, глядя, как переливается золото под веселыми лучами солнца.

С трудом передвигая ноги по сыпучему песку, Коста догнал Синеокова. Он шел опустив голову, молчаливый и грустный.

— А где у вас на острове размещаются туземцы, присланные на перевоспитание? — спросил Коста.

— А вон, за хуторком. И на песке, и в песке. — И вдруг добавил с неожиданной злобой, обращенной к кому-то третьему, кого здесь не было: — И так есть нечего, а тут еще гонят и гонят людей со всего Кавказа. Воспитание называется!

В сверкающей синеве чернели силуэты строений.

— Черные точки видишь? Это их жилища!

— А где же охрана?

— Чего ж их охранять? — Синеоков даже сплюнул от злости. — Куда денутся? Они и по земле-то едва ноги волочат, — разве им море переплыть? С новичков — с тех казачины глаз не спускают. А как побудут здесь с месячишко, дохленькими станут — охрана им и ни к чему. Вот как у нас о нехристях заботятся. Это мы ссыльных так вежливо называем — нехристи, — добавил он. — Эх, Костя, одна доля у простого люда, что в Расее-матушке, что здесь.

Коста помолчал, раздумывая о чем-то.

— А купить здесь что-нибудь можно? — спросил он. — Лавка есть?

— Лавки-то есть. Да гнилью одной торгуют. Надо же «добро» сбывать. Впрочем, ты вроде барин, тебе и хорошее продадут. Да куда ты путь держишь, если не тайна?

— У меня от вас тайн нету, только сейчас еще ничего сказать не могу. Но если помощь потребуется — поможете по старой дружбе?

Синеоков даже обиделся:

— Зачем спрашиваешь? Или забыл, как вместе в Питере бедовали?

— Такое не забывается! — с чувством ответил Коста.

В самом центре поселка он увидел несколько деревянных домов под железными крышами.

— В тех домах наши островские светила живут, — проследив за направлением взгляда Коста, сказал Синеоков. — Ты у Любова остановишься? Это хорошо! Уйми как-нибудь купчиху, она рабочих живьем в песок загонит за то, что мужа не уберегли, дали нализаться до потери сознания.

Коста не успел ответить, как Синеоков снова заговорил встревоженно и быстро:

— Гляди, опять бабы возле лавки собрались. Они у нас часто дурят: «Подай то, подай это!» Купцы-то с рыбаками не деньгой, а натурой рассчитываются. Казаки, видать, еще спят, вот и некому баб разогнать.

— А много их на острове, казаков?

— Не особенно! Да и не видать их почти. Работенки-то никакой, вот и валяются пьяные, вроде как наш Любов нынче… Конечно, когда бегство случается или отхлестать кого надо — они тут как тут. Женятся здесь, кто пять раз, кто десять. Чего им? Ограбят новеньких нехристей — и ну свадьбы играть! «Верою-правдою царю-батюшке служим!»

Они шли рядом по раскаленному желтому песку, частенько останавливаясь, чтобы передохнуть и вытереть пот, извилистыми струйками катящийся по усталым лицам. Коста задыхался. Снять бы сейчас черкеску, бешмет, остаться в одной рубашке, как Синеоков в своей тельняшке. Но нет, не подобает такое горцу!

«Кажется, у Данте была небогатая фантазия, — с усмешкой подумал Коста. — Что такое круги его ада перед этим островом?»

Песчаный остров, неизвестно зачем и как поднявшийся из самой середины моря, представлялся ему раскаленным шаром. Разболелась голова, вот-вот лопнет. А ведь идти-то было совсем недалеко — от рыбачьего поселка до бараков каких-нибудь две-три версты. Переждать до вечера? Но Борис… Он здесь где-то рядом, и, может быть, сейчас еще не поздно, а через час-другой… Нет, надо спешить, спешить.

А сил не было.

— Воды бы, — не раз вздыхал Коста. Вода была кругом, синяя, прохладная, но нестерпимо соленая. Глотни — обожжет горло!

Синеоков пытался раскопать песок и добраться до пресной воды, но беспощадное солнце высосало её до капли.

Вот наконец и бараки. Сколоченные из неотесанных досок, покрытые черным от дождей камышом, они в хаотическом беспорядке жались друг к другу. А это что? Холмики, холмики, холмики. Холмиков вокруг бараков больше, чем кустов па всем острове.

— Арестантские могилки… — со вздохом сказал Синеоков.

— Неужто столько?