За волной океана

Шранке успел разглядеть Горбаня. Лицо — полное, как луна, лоб высокий и прямой, усы черные, густые. В больших серых глазах застыла настороженность. Шранке про себя отметил: «Как волк навострил уши, а глаза как буравчики... Скоро ты узнаешь, кто я и зачем пришел. Теперь ты от меня никуда не денешься, голубок».

Гость неторопливо пошел за хозяином, и они очутились в большой и светлой комнате, окна которой выходили в сторону залива. В открытую форточку доносился шум прибоя и запоздалый крик чаек, приютившихся ночевать на крутых скалах и карнизах. Шранке цепким взглядом окинул комнату. У стены стояла кровать, над диваном висело ружье.

— Вы охотник?

— Иногда балуюсь, — Горбань сел за стол, напротив — гость. — На острове уйма дичи. Катер у меня свой, патроны есть, чего же еще? К тому же человек я не военный, времени хватает. И лодка есть.

— А как пограничники? Они ведь не разрешают охотиться?

— С ними мы ладим, — сухо ответил Горбань.

Шранке, как давний знакомый, снял пальто и повесил его на гвоздь, вбитый в стенку.

«Этот тип ведет себя нагловато», — возмутился в душе Горбань, почувствовав, как предательски заныло у него сердце. Он смотрел на своего гостя, пытаясь прочесть мысли в его зеленых глазах. Но лицо Шранке было непроницаемым, каким-то холодным и отталкивающим. Гость валко прошелся по комнате, выглянул в окно, откуда хорошо просматривалась бухта, где стояли корабли:

— Стало быть, у Кречета нет брата?

— Вроде нет, — холодно отозвался Горбань. — У него есть сын Петр. Учится в Москве.

— А у тебя, Тарас Иванович, есть брат?

«Зря я пустил этого типа в дом», — вздохнул Горбань.

— Нет у меня брата. И никогда не было.

«Ишь, гад, идет напролом, не хочет признать меня за своего человека», — едва не сказал вслух Шранке. В висках у него застучало, в горле запершило. Но он умел держать себя в руках, когда этого требовала обстановка. И сейчас ни один мускул не дрогнул на его худощавом лице.

— А я, чем не брат?

— Не понимаю...

Горбань вдруг почувствовал, что этот человек пришел к нему не с добрыми намерениями, и все же постарался не выдать своего волнения.

— А чего тут понимать? — Шранке подошел к Горбаню и похлопал его по плечу. — Я есть брат тебе, Тарас Иванович, по духу. Кстати, сейчас ты вроде злой, а три года назад, когда мы гостили у вас в колхозе, был добрым. Я помню, как ты хвалил свой колхоз: три миллиона прибыли! Государство дает вам отличные сейнеры, двигатель — в триста лошадиных сил. Рыбаки живут не в жалких дощатых хижинах, а в удобных благоустроенных домах. В поселке есть школа-десятилетка, Дом культуры, детский сад... Ох и ворковал ты, Тарас Иванович! Я тогда подумал, может, и мне остаться в Советском Союзе. Признайся, ты бы дал мне хорошую должность?

«Я не ошибся, это он... — стучало в голове у Горбаня. — Сиплый голос, зеленые глаза... Но что ему надо? Зачем он ко мне пришел?» И чтобы хоть как-то унять свое волнение, Горбань неожиданно предложил Шранке выпить чашку горячего чая.

— Чай хорошо греет кровь, — улыбнулся гость. — А рюмашку русской водки не дашь?

— Водки дома нет.

Они пили чай и неторопливо вели беседу. Потом Шранке достал из кармана тужурки сигареты, закурил.

— Привет тебе от друга, — сказал он, и на его худощавом лице заиграла насмешка.

— От какого друга? — напрягся Горбань.

— Смешно, Тарас Иванович, смешно! — воскликнул Шранке. — Ты разве забыл о своем друге? Пауль тебе кланяется.

Слова гостя словно острым ножом полоснули Горбаня по телу. Все годы после войны он жил спокойно, таил смутную надежду, что война с ее пулями и кровью забудется, что он наконец-то обретет покой, о котором так мечтал. И вот теперь все рушится.

— Чего задумался, Тарас Иванович? — усмехнулся Шранке. — Расскажи, как тебе тут живется.

— Хорошо... — Хозяин поднял на гостя усталые глаза. — Никакого Пауля я не знаю. И вообще, что вам от меня надо?

«Ишь ты, дурачком прикидывается, — зло подумал Шранке. — Придется ему кое-что показать...»

Зазвонил телефон. Горбань встал и, наклонясь к столику, на котором стоял аппарат, снял трубку.

— Горбань слушает... Ах, это вы, Федор Герасимович. Добрый вечер... Я слушаю вас внимательно... Так, так. Что ж, я вас понимаю. По-моему, вы правы. Когда вам позвонить? Вы сами зайдете? Хорошо... Милости просим...

Горбань помолчал, осмысливая слова Кошкина. Но стоило Шранке взглянуть на него, как стало ясно — хозяин был чем-то озадачен. Он выпил до конца свой чай, устало зевнул, но опять же ни слова не обронил. Это рассердило Шранке. И, уже не стесняясь хозяина, он строго спросил:

— Кто звонил?

— Вчера чьи-то следы обнаружили на территории колхоза. У нас там часто ребята, вернувшись с промысла, куражатся на берегу. Потом приходят пограничники и спрашивают, чьи это на берегу следы. Вот чудаки! Рыбаки ведь не на ходулях ходят.