За закрытой дверью

Может, я и решилась бы, если бы не комната Милли. Когда родители пришли в восторг от бледно-желтых стен, изящной мебели, кровати с пологом на столбиках, мне подумалось, что Джек не стал бы вкладывать в эту комнату столько труда, если бы действительно собирался делать с Милли что-то ужасное. И я поверила: где-то там, в потаенных уголках его души, еще осталась капля порядочности. Он будет держать на поводке меня, но не Милли.

Через неделю после отъезда родителей (и через долгих пять недель после возвращения из Таиланда) Джек наконец повез меня к Милли. Ее нога уже срослась, и мы могли вместе прогуляться и пообедать. Но это уже была не прежняя Милли. Не та счастливая девочка, которую я знала.

Родители предупреждали, что во время нашего отсутствия с Милли было трудно, но я связала это со свадьбой – она ведь не побывала подружкой невесты, вот и расстроилась. К тому же ей, конечно, было обидно, что я не приехала к ней сразу после медового месяца; когда мы говорили по телефону (Джек стоял рядом и дышал мне в ухо), она отвечала одними междометиями. К счастью, при виде сувениров из Таиланда, которые мне было разрешено купить в аэропорту, Милли быстро оттаяла. Однако Джека она, несмотря на новую аудиокнигу Агаты Кристи, откровенно игнорировала, и это его явно взбесило, тем более что Дженис была рядом и все видела. Я решила, что Милли расстроилась, потому что мы не привели Молли; я сказала, что мы оставили ее выкапывать луковицы в саду, но Милли и бровью не повела. Дело было в чем-то другом. Джек, пытаясь спасти положение, сообщил, что мы идем обедать в новое место. В ответ Милли заявила, что никуда с ним не пойдет и жить он с нами не будет. В надежде разрядить обстановку Дженис увела ее надевать пальто, и Джек, воспользовавшись случаем, тут же прошипел, что, если Милли не перестанет так себя вести, он позаботится о том, чтобы я ее больше не увидела.

Пытаясь оправдать поведение Милли, я высказала свою версию: быть может, она – судя по ее словам о том, что Джек не должен с нами жить, – просто не понимает, что после свадьбы мы с ним все время будем вместе, и не хочет меня с ним делить. Звучало это не слишком убедительно – ведь на самом деле Милли прекрасно знала, что муж и жена всегда живут вместе. Я понимала, что должна как можно скорее выяснить, почему она вдруг так невзлюбила Джека; должна успеть до того, как у него лопнет терпение и он выполнит угрозу насчет психушки. Но как поговорить с ней наедине, если он постоянно рядом? Если следит за каждым моим словом и ловит каждый жест?

В отеле, где мы обедали, возможность наконец представилась. После еды Милли попросила меня сходить с ней в туалет. Я уже было поднялась со стула, но тут Джек заявил, что она прекрасно справится сама. Милли уперлась; ее голос становился все громче и громче, и в итоге ему пришлось уступить, хотя он, конечно, пошел с нами. Женский туалет находился в конце небольшого коридора, и сопроводить нас до самых дверей, не привлекая внимания, было невозможно. Понимая это, Джек дернул меня за руку и зловещим шепотом, от которого кровь стыла в жилах, предупредил, чтобы я не вздумала ничего говорить Милли и вообще кому бы то ни было; он будет ждать в начале коридора, и нам лучше поторопиться.

– Грейс, Грейс! – закричала Милли, когда мы остались с ней вдвоем. – Джек плохой, очень-очень плохой! Толкал меня! Толкал меня на лестнице!

Я быстро приложила ей палец к губам, призывая к молчанию, и тревожно огляделась. К счастью (первая удача за долгое время!), все кабинки пустовали.

– Что ты, Милли, – прошептала я в ужасе: что, если Джек все же дошел до конца коридора и теперь подслушивает под дверью? – Джек не мог так поступить!

– Грейс! Джек толкал! Свадьба, на лестнице! Сильно, вот так. – Она толкнула меня плечом. – Джек обижал, ломал ногу!

– Нет, Милли, нет, – успокаивала я ее. – Джек хороший.

– Нет, не хороший! – упиралась Милли. – Джек плохой! Очень плохой!

– Нельзя так говорить, Милли. Ты ведь больше никому не говорила? Не говорила то, что сейчас сказала мне? Она решительно помотала головой:

– Ты говорила, сначала всегда говорить Грейс. Но теперь я говорю Дженис. Джек очень плохой.

– Нет, Милли, нет! Никому нельзя об этом говорить!

– Почему? Грейс не верит?

Мысли метались в поисках ответа. Я уже хорошо знала, на что способен Джек, к тому же вспомнила, что он совсем не хотел видеть Милли подружкой невесты.

– Послушай, Милли, – торопливо заговорила я, беря ее за руки; если мы тут задержимся, Джек заподозрит неладное. – Давай сыграем в одну игру. В секретную игру, о которой будем знать только мы с тобой. Помнишь Рози? – раньше у Милли была воображаемая подруга Рози, на которую она сваливала вину за все свои проступки.

Милли быстро закивала:

– Рози плохо себя ведет. Милли хорошо.

– Да, я знаю, – серьезно продолжала я. – Рози была очень непослушная. – Тут у Милли сделался такой виноватый вид, что я невольно улыбнулась.

– Я не люблю Рози. Рози плохая. Как Джек.

– Так вот, это не Джек столкнул тебя с лестницы.

– Джек! – упорствовала Милли.

– Нет, это был кто-то другой.