Я хотела бы вставить небольшую ремарку, и вы, вероятно, не согласитесь со мной. Ирина Дмитриевна не была плохим человеком. Когда я услышала эту историю, я не поверила собственным ушам. Если бы знали вы её лично, я ставлю последние две тысячи и любимое кольцо, Вы ни за что бы в неё не поверили. Но я смотрела ей в глаза, и, к сожалению, эта горькая правда заставляла в себя верить. И от того, что была она такой невообразимой, она казалась ещё чернее. Кто-то говорит, что правда в любом случае лучше, чем сладкая ложь. Так вот, знаете, их там не было.
Ада не помнила, как всё закончилось, как черное пальто исчезло, как хлопнула дверь.
“Чертова шлюха”. Кажется, так она сказала. Да, она это сказала.
Ада не плакала. Она была достаточно для этого умна. Она готова была в тот вечер умереть. И всё же, лежа там, в темноте, в полном беспорядке, она твердо решила, что не хочет пока умирать. Я, собирая материал для этого рассказа, спрашивала её, что за мысли её посещали. Она молчала. Улыбалась. Сказала, что вроде как вспомнила кое-что.
========== Глава 9. Легкое жжение. ==========
Признаться, было, что вспомнить. Вот уже пять лет, пятая осень пошла, как Ада знакома с кафедрой зарубежной литературы. Когда-то давно, во времена её студенчества, она решила для себя, что останется. Она точно вспомнила той ночью, лежа на старом и пыльном диване, как это случилось. Как заглянула она к себе в сердце и поняла, что ничего не хотела бы так сильно, как работать здесь, на кафедре. И теперь, когда ей было слишком трудно встать, знакомый зеленый диван любезно давал ей пристанище. Нет, Ада не жалела о сделанном. То, что по ту сторону двери происходит нечто невообразимое, было для девушки всегда очевидно, как будто знала она это наверняка. И, когда она сама там оказалась, все кусочки стекла начали собираться в витраж. Постепенно из каноничных фигур за высокой кафедрой они стали действительно превращаться в людей со своими желаниями и странностями. Все те, кого она безмерно уважала будучи студенткой, стали в одночасье ей ближе, стали здороваться теплее, говорить легче и больше, предлагать чаю. Вера Александровна, которая и раньше её очень любила, казалось, полюбила девушку ещё больше, и то же можно сказать о самой Аде. Знаете, иногда любви нужно найти выход. Ада не осуждала её. Она сама - пусть и не до конца себе признавалась в этом - очень долго этого ждала, а иногда даже, знаете, представляла. И она поделилась со мной, что безмерно была счастлива тому, что случай не пошатнул их теплых отношений. Да и мог ли он? Что же касается Ирины Дмитриевны, для Ады, как ни странно, произошедшее было вполне ожидаемо, но так быстро, так глупо и скоропостижно всё пронеслось, что сама она не поняла, как оказалась в конечном итоге на старом зеленом диване в ночь на пятницу. Нет, Ада не жалела о сделанном. То, что сказала она ей, то, что преподавательнице так не понравилось, она сказала бы ещё раз, поверьте мне. Я за неё ручаюсь.
- Боже мой, Адочка! - это было первое, что услышала она утром.
Мария Геннадьевна приходила первая, и была она всегда такая бодрая и живая, что, казалось, ни пробки, ни ранний час, ни работа её не удручали.
Она застыла в дверях.
- Доброе утро, - с улыбкой отозвалась Ада с дивана.
- Вы ночевали здесь?!
- Да, - призналась лаборантка, - да. Так получилось.
- Что произошло?
- Так получилось.
Преподавательница села на краешек дивана и погладила Аду по голове.
- Вы в порядке?
- Вполне.
В момент её лицо приняло крайне обеспокоенный - нет, скорее, шокированный - вид.
- Ада, милая, что это?
Она приложила ладонь к щеке девушки. Глаза её округлились.
Ада почувствовала легкое жжение и быстро догадалась, в чем дело.
- Я упала.
- Очень смешно, - горько усмехнулась преподавательница. - Я не в том возрасте, чтобы верить в сказки.
Ада молча смотрела на неё.
- Кто.
- Да я сама.
- Да, да. Вы упали.
- Вроде того.
- Кто?
Лаборантка не знала, что ответить, или, скорее, как.
Мария Геннадьевна всегда как-то по-особенному бережно относилась к ней. Ада не хотела жаловаться, не хотела её удручать этой историей, которая, признаться честно, уже успела потерять свои краски за ночь. При свете дня многое теряется.
- Адочка, - вздохнула она, - я Вам не чужой человек. Хорошо. Хорошо. Я поставлю чайник, и Вы мне расскажете.
Она метнулась к столу за этажеркой.
Девушка закрыла глаза и улыбнулась. Наверное, ни одна фраза не была для неё столь же приятной, как “я поставлю чайник”. Когда-то, когда-то давно она думала, как, наверное, здорово было бы слышать её от этих людей, что громко и живо читают свои лекции, так вдохновенно говорят о литературе. И вот она её снова слышит. “За такое, - подумалось было ей, - не жалко и получить по лицу”.
- Так я и думала, - знакомый голос раздался в дверном проеме.
Вера Александровна, холодная и свежая, прямиком из ноября, вошла и бросила шубу на вешалку.
- Вы так рано, - заметила Ада, не к месту счастливая.
- Не раньше Вас, - нашлась преподавательница. - Я не зря беспокоилась? - Она посмотрела на Аду. - А, кажется, не зря.