— Никто из нас не знает, что это будет, — заметил Ленц. — Если это демоническая сила, то у сфинксов есть возможности с ней справиться. К тому же, я оставлю в комнате портал.
Предлагать свои услуги значительно более опытному магу-пространственнику Ленц не стал. Но не поделиться своими мыслями не мог.
— То есть, расставить ловушки для демонов? — Цевирт удивился, что никто из его знакомых сфинксов не упомянул ни о чём подобном.
— Ограниченные подпространства, способные затянуть в себя источники демонической энергии. Правда, они постепенно рассасываются, но зато будет время подготовиться.
На слове «время» Цевирт мог лишь криво улыбнуться.
Теперь же Ленц мирно спал. Его, кажется, совершенно не пугала надвигающаяся угроза.
Вестница смерти, явившаяся в образе его повзрослевшей младшей дочери, всё ещё надеялась что-то исправить. Цевирт понимал, что это исключено. Хотел в это верить. Должен же быть в этом безумном мире хоть какой-то порядок. Цевирт собирался сделать всё возможное, чтобы пролить свет на эту тёмную историю, в чём ему могли помочь защитные чары губкового типа.
Подобное поле Жемчужный Замок создавал самопроизвольно. Но оно было довольно слабым, пусть и достаточно устойчивым. Для чародеев не представляло особых затруднений не попасться, хотя для магов другого рода оно могло обернуться неприятной неожиданностью. Если бы Веринтар был таким, каким он был на Неотоне, Жемчужный Замок представлялся бы одним из узлов его Сети. Но здесь приходилось работать не с Сетью, а с Потоками.
Когда в числе других Цевирт оказался в новом мире, он не мог по-настоящему оценить его красоты. Прежде чем ступить в портал, Цевирт приготовился, что магия покинет его навсегда. Но в месте прибытия, Розовой Пустоши, ощутил ужас. Каменистая долина, лишь кое-где покрытая мягким нежно-розовым мхом, который искрился, когда на него наступали, казалась пустынной, а белая река внушала пришельцам ещё больше опасений. Пожалуй, он бы не был так потерян, если бы лишился обеих ног. Сеть Веринтара настолько слилась с его сутью, что существование без неё казалось мучительным. Как будто он одновременно потерял руки и зрение. Он был жалок, бесполезен и совершенно не представлял, как жить дальше.
Но он такой был не один. Поначалу казалось, что в новом мире нет места для них. Но оказалось, что среди новоприбывших не оказалось тех, кто не был так или иначе связан с Веринтаром. Они могли лишь строить предположения, что случилось с остальными людьми, ведь через порталы проходили все. Как ни печально было горевать о потерянных близких, необходимо было привыкать к новому миру. Тем более, что знакомая с детства магия оказалась чужой и непонятной. Пришлось вернуться к истокам и вспомнить, что изначально волшебные заклинания были созданы для защиты, как для стихийников, так и от них. Да, поле здесь больше напоминало океан со множеством подводных течений, но заклинания плелись, пусть и держались не так крепко, смещаясь и «вымываясь» со временем. Не удивительно, что одним из первых неотонян-картографов стал бывший Требхеонский архимаг, специализирующийся как раз на защитных чарах. Архимаг Тирейн много путешествовал не только по Северному Континенту, но и составил подробную карту юга Большого Континента и даже нанёс очертания Странного Континента, информация о котором с тех времён почти не пополнилась, хотя Тирейн сгинул неизвестно где в тридцатых годах первого столетия. В остальном знания о планете с тех пор значительно расширились, ведь, несмотря на непригодность местных океанов для мореплавания, для телепортации тут было куда меньше помех, чем на Неотоне.
Вообще, в первом столетии усилия большинства исследователей были направлены на изучение Жемчужной реки, во втором столетии те, кто переселился на Большой Континент, решили систематизировать календарь. Когда годовой цикл разбили на тринадцать неравных частей, предложившего это осудили, так как привыкли к четырём опорным точкам, напомнив, что по солнцу ориентироваться в данном случае куда вернее, чем по далёким звёздам. В результате сошлись на двенадцати более или менее равных периодах. В третьем столетии о неотонянском прошлом вспоминали лишь новоприбывшие, хотя те желали поскорее влиться в новую жизнь. Но некоторые народы собирали по крупицам и стремились сохранить эту память.
И теперь Цевирт готовился к известной неизвестности, приспосабливая всевозможные щитовые чары: «сети», «губки», «зеркала». В одной из комнат он даже задремал, и, придя в себя, полминуты не мог понять, что произошло. А вернувшись в кабинет, обнаружил целую кучу незаконченных дел. Не то, чтобы он не знал о них раньше, просто смотрел несколько под другим углом, более спокойно. А теперь будто вернулся в самое начало, когда мир вокруг был незнаком и пугающ.
— И мы по-прежнему слишком мало знаем о тебе, — тихо обратился к равнодушному миру Цевирт, подойдя к окну. — Увы, мне уже не суждено.
***