За зелёной звездой (СИ)

Первые годы, когда Жемчужная страна ещё не оформилась в своих границах, этим видом магии занимался архимаг Тирейн. У него Цевирт Велоанфер многому научился, ведь тот в числе первых приспособился к изменённому Веринтару. Но спустя пару десятилетий Тирейн сложил с себя полномочия и исчез. Цевирт не стал искать пропавшего дроу, в ту пору было совсем не до этого. Приходилось обороняться от прилетавших с гор ледяных драконов, которым неотоняне пришлись не по вкусу. Хотя отведать пришельцев они как раз были не прочь.

«Дети, что с них взять», — говорили драконы-оборотни.

Веринтар будто растворился в эфире, полном чужой, любопытной и определённо живой магии. И здесь, на Малом Континенте, это ощущалось куда сильнее, чем на Северном, хотя там потоки были стремительны, как сама Жемчужная река. Владычица Северного Континента, Жемчужная река, действительно оказалась более благожелательной к старику Веринтару и его детям.

Земля задрожала под ногами. Каменный мост гудел и, казалось, вот-вот покроется мелкими трещинами. Цевирту тоже пришлось подняться в воздух. Синевато-белое сияние появилось как раз тогда, когда он, потеряв терпение, думал применить более разрушительные заклинания.

— Стойте, — сказал возникший перед ними маг на языке драконов-оборотней. — Малый Континент закрыт для посещений.

Дракон требовал от пришельцев немедленно уйти, так как не сомневался, что враждебная и разрушительная магия направлена именно на них. Ни у Цевирта, ни у Лонсии не нашлось, что возразить.

— Так что же это было? — спросила она. — Под землёй, — но, уловив мимолётную мысль дракона, поправилась: — В камне?

— Да просто сама земля против вас, поймите наконец!

Да, так и есть, но что-то ещё. Что-то живое. Не земля, даже если допустить у здешней земли уровень Веринтара. На изнанке того вечно копились тёмные духи, которых некоторые маги пытались использовать в неблаговидных целях. Иногда они сами становились заложниками этого всепоглощающего отчаяния и вечного голода. Они сходили с ума, а потеряв разум, лишались и человеческого облика. Через бреши, которые Стражи не успевали заделывать, они проникали на лицевую сторону материального мира и доставляли множество бед его обитателям.

Дракон думал о чём-то подобном, пусть и более размытом. Тут что-то проще и одновременно сложнее.

«Вирфер, — мысленно обратилась Лонсия к супругу. — Оно ведь появится внезапно и сразу исчезнет, а Фарида считает, что они видели демоницу».

«Если это действительно демоническая энергия, она пройдёт через петли любых защитных чар. Но всё же отклоняющие заклинания должны сработать».

«Но Фарида могла ошибиться, — заметила Лонсия. — Та колдунья, кем бы она ни была, могла проникнуть в числе незваных гостей».

Лонсия вспомнила барельеф на одной из стен в замке Мланереса, изображавший бой между летающими драконами, извергающими пламя, и людьми с копьями. Изображение было старым, из времён, когда о неотонянах тут еще и не слышали. Драконы-оборотни принимали человеческий облик уже тогда. И далеко не всех из них устраивала внешность гуманоидных рептилий.

Сам Мланерес утверждал, что не возвращался к драконьему облику уже две тысячи зим. С тех пор, как проснулся после долгой спячки и понял, что не способен не только поднять крыла, но даже оторвать голову от земли. Тогда, говорил Мланерес, когда весь материк был уже не домом, а только каменистым лежаком, он и решился на позорный шаг: превратиться в одного из заклятых врагов — гума. Тогда Лонсия решила, что он говорит об антарах, но мыслеобразы прогоняющего их ящера заставили её думать в другом направлении.

Мланерес, несмотря на светлые волосы, не был похож на антара. Да, он был так же высок, но глаза его были серыми с желтизной, а кровь — красной. Лонсия считала, что дело в его драконьей природе, но теперь она поняла, что, говоря о гумах, он имел в виду какой-то определённый человеческий вид.

— Я слышал, на Таре гумы истребили остальные человеческие виды, — сказал однажды Млалерес. — Но вы всё-таки не гумы, и мы не станем судить о вас по ним.

В общем, с этого ведь и началась их дружба с драконом, никогда не принимающим свой истинный облик. Эх, если бы она тогда хотела слышать и понимать, может, они, неотоняне, лучше понимали бы Планету.

— Пропусти их, — прозвучал низкий, словно шёпот земли, голос. — Ты же видишь, что происходит.

Цевирт и Лонсия вошли в тёмный зал, но стоило дверям захлопнуться, как загорелся огонь в камине. Мланерес поднялся с кресла, оказавшегося единственным тут предметом мебели, и вышел навстречу. Вид у человека-дракона был усталый, но совсем не заспанный. А серый балахон только добавлял его облику какую-то тяжесть.

— Я уже подумал, что это вы подняли такой шум, — заметил он.

— Отчасти так и есть, — ответил Цевирт.

— Сколько здесь живу, никогда такого не слышал.

— Это началось сейчас?

— Уже несколько лет, но раньше было тише. Справлялись своими силами.

— Мы не наблюдали ничего подобного с тех пор, как гумов выгнали с Ану.

— Скажите, кто такие гумы? — спросил Цевирт, нигде ранее не слышавший подобного названия.