Нервные мужские пальцы снова ласкают мою ладонь. Поглаживают почти невесомыми круговыми движениями, пробуждая сотни мурашек, оплетающих тонкими нитями паутины соблазна. Волна жара в низу живота заставляет закрыть глаза, представляя все эти грязные картинки, что вспыхивают в голове, что он вызывает в моей голове.
— Прекрати!
Сквозь марево наваждения его голосом и теплом его кожи. Не сдержавшись. Потому что нельзя позволять ему вести. Нельзя позволять ему снова и снова выбивать почву из-под моих ног своими намёками, так похожими на самые сладкие и самые грязные одновременно обещания…нельзя.
— Почему?
— Потому что я тебе не верю, Натан Дарк.
Тёмный взгляд опасно прищурился.
— Потому что я знаю, что накануне смерти Кевина твой брат сошёл с поезда в нашем городе, а ты…ты почему-то утаил это от меня.
И снова холод из его глаз расползается по всей комнате, подбирается всё ближе, к моим рукам, чтобы подобно корке льда покрывать кожу, которая только секунды назад горела в его адском пламени. Нечеловеческое свойство — вот так вот переключать собственные эмоции. Мгновенно. Из огненного безумия в хладнокровное безразличие.
Словно на качелях рядом с ним. При этом и темп, и направление задает он один, раскачивая с такой силой, что сбивается дыхание и появляется сумасшедшее ощущение полёта, но только до тех пор, пока он вдруг резко не решит резко столкнуть вниз, так, чтобы колени в кровь.
— Я не помню, чтобы устраивался следить для тебя за своим братом.
— Верно, — кивнула ему, — но зачем тогда каждый раз просить довериться тебе?
— А разве ты доверяешь? — усмехнулся, — нет и не будешь. Ты подозреваешь моего брата…возможно, даже подозреваешь меня в том, что я покрываю его, но при этом рассказываешь мне про наблюдения Франко? Зачем, Ева? Чьи границы ты пробуешь? Свои или мои?
— Мы, кажется, договаривались о взаимопомощи.
Он рассмеялся. Холодно рассмеялся. Одними губами. В глазах всё тот же чёрный лёд, непробиваемый и крепкий.
— Ну, конечно. Именно поэтому ты посодействовала тому, чтобы по-новой начали расследовать смерть Дэя?
— А разве наш договор распространялся на дело твоего покойного отца?
— Он мне не отец!
Прорычал низко и угрожающе, настолько резко склонившись ко мне через стол, что я со всей силы сжала пальцами кружку, чтобы не позволить себе отпрянуть назад.
— Что такое, Натан? Что из себя представлял этот мужчина, что один его сын не хочет признавать своё родство с ним, а второй не скрывает своей радости по поводу его смерти?
— В наш договор не входил ни Крис, ни члены его семьи.
Всё с тем же предупредительным грудным рычанием, сквозь которое прорывается еле сдерживаемая злость.
— Ошибаешься. И если ты на самом деле так заинтересован в поимке убийцы, если всё это для тебя — не просто способ увеличить свою власть в определенных кругах, если твои слова о ненависти к этому ублюдку Живописцу — правда, то ты должен быть откровенен со мной.
— Крис не убийца!
Сквозь зубы процедил. Хлёстко. Практически без пауз между словами.
— Тогда расскажи мне, кто он, Натан Дарк? Что его связывает с домами сирот?
— Я.
Он рассмеялся снова. И снова с той же ледяной злостью.
— Его связываю с ними я. Крис замаливает вину своего подонка-отца передо мной таким образом.
Он с грохотом отодвинул стул назад и вскочил.
— Кристофер Дэй — лучший человек из всех, кого я знаю, Ева. Он лучший человек, которого могла бы знать ты. И я не позволю никому причинить ему вреда. Никакого.
Встала, не желая смотреть на него снизу вверх, не желая предоставлять этого преимущества над собой, несмотря на закравшееся ощущение мимолётного триумфа. Как обычно с ним, когда получается хотя бы на мгновение вывести Натана на эмоции.
— Возможно, ты забыл…но я знакома с твоим братом. И он мне показался кем угодно, но только не белым и пушистым добряком, помогающим бедным и обездоленным по доброте душевной.
— А каким он тебе показался? — усмехнувшись цинично и сложив руки на груди.
— Опасным. Способным на что угодно ради достижения своей цели.
И ещё одна ухмылка. На этот раз в его глазах появляется отблеск. Так бросает слабые блики на кипейно-белый снег зимнее солнце.
— Это так. Он очень опасен. Я бы не советовал кому бы то ни было связываться с ним.
— А как же самый лучший человек на свете?
— Но далеко не беспомощный.