За зеркалами

— Как? — нахмурился, и тут же лицо его медленно озарила широкая улыбка, а я просто впилась пальцами в ручку чашки, чтобы скрыть ту дрожь, которая по телу прошла от этой перемены в его лице. Отвела взгляд в сторону, думая о том, когда же перестанет вот так замирать сердце от его улыбки. Ведь когда-нибудь должно? Когда-нибудь должен перестать вызывать мурашки этот взгляд с сотнями чертей на дне самого зрачка. Чёрное на чёрном, оказывается, смотрится одновременно зловеще…и завораживающе. И если позволить себе не отвернуться, если найти в себе смелость заглянуть в самую тьму этих глаз, то можно увидеть, как появляются из-за плотной завесы мрака те самые бесы. В полный рост, подаются вперёд в алчной попытке выбраться из своего плена, проникнуть в самую душу, захватить её как свой очередной трофей. О да, я была уверена, что у них под эти трофеи была отведена целая комната.

Сглотнула, повернувшись к окну, пытаясь сбросить наваждение…иллюзии. Этот мужчина обладал даром творить любые, даже самые непостижимые иллюзии как со своим собственным, так и с моим телом.

И вдруг услышала тихий смех, на который резко обернулась.

— Конфеткой. Он звал тебя Конфеткой.

— Послушай, Дарк…я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать моё детство.

— А мне нравится. Ты, наверняка, была очень сладкой девочкой.

Нагло ухмыльнувшись, смотрит, не отрываясь, на мои губы и медленно, так медленно, что показалось, я ощущаю физически это прикосновение, опускает взгляд на мою грудь. И у меня в горле пересохло от тех ассоциаций, что вызвали его слова.

— Дарк…

— Хотя я считаю, что он ошибался. Тебя нельзя назвать сладкой. Честно говоря, я ненавижу сладкое.

Он пожал плечами и сделал глоток из своего бокала, и я стиснула пальцы сильнее, глядя на то, как он глотает виски…и впервые понимая, что нет ничего сексуальнее, чем смотреть, как пьёт мужчина, как дёргается у него кадык, а сильные длинные пальцы уверенно держат стакан. Всего один взгляд на эти пальцы, и хочется приложить ладони к щекам, чтобы унять тот жар, который, кажется, вспыхнул под кожей. Потому что вспомнилось всё, что они делали со мной…И снова в окно, пытаясь выровнять резко сбившееся дыхание, пытаясь вернуть себе спокойствие и контроль над ситуацией. Чтобы не засмеяться над самой собой…когда вообще в присутствии этого мужчины у меня был контроль над ситуацией? И с какой-то затаённой радостью почувствовать тихую злость на него, но всё же больше на себя за это. Именно она, как обычно, придаёт сил, позволяет развеять его чары, пары дурмана, которыми опутывает, словно паутиной, они проникают в лёгкие с каждым сорвавшимся вздохом…и с пониманием, что он знает, что он заметил это всё. И судя по заплясавшим в ночи его глаз чертям, ему нравится увиденное.

— Да и что мог знать отец о твоем истинном вкусе, м, Ева? — он резко подался вперёд, и я синхронно с ним отодвинулась назад.

— Дарк, не заходи на территорию, которую ты мало знаешь.

— Кто тебя назвал так, мисс Арнольд? Наверняка, отец? Как созданную Богом первую женщину, не просто согрешившую и упавшую с неба, а утянувшую с собой в бездну Преисподней Адама и самого Люцифера. О чём он думал, увидев твои синие глаза?

— Папа назвал меня в честь своей матери, Дарк. Всё куда прозаичнее, чем ты думаешь.

Он снова пожал плечами, продолжая удерживать мой взгляд своим, сосредоточенным, тяжёлым. И опять появилось ощущение, что он пристально изучает меня, как изучают какой-то диковинный предмет. Натан Дарк по-прежнему желает держать всё на своей ладони, чтобы рассмотреть внимательно, не упустить ненароком ни одной детали. Так, чтобы можно было её сжать в любой момент, чтобы раскрошить в песок, или же, наоборот, раскрыть широко, без всякого сожаления стряхнув с руки всё, что посчитает больше неинтересным, скучным, пресным или же, наоборот, слишком пёстрым.

— А ты ведь так и не ответил на вопрос. И знаешь, мне начинает надоедать это.

— А я не помню ни одного вопроса.

— Тебя не было в городе долгое время. Где ты был?

— Наш разговор всё больше напоминает беседу ревнивой жены и беспечного мужа. И знаешь что? Мне это даже нравится.

— Представлять себя беспечным мужем?

— Нет. Тебя своей ревнивой женщиной.

Он не договорил. Замолчал, сделав акцент на втором слове. А я выдавила из себя сухую улыбку в попытке сдержать едва не вырвавшийся вздох удивления. И снова злость от понимания — он просто меняет тему, предпочитая не отвечать на неудобные вопросы. Каждый раз уводит разговор в другое русло, заставляя злиться или, наоборот, смущаться от откровенности его слов.

— Натан…видимо, всё же прав был Люк. Слово короля бездомных не стоит и гроша ломаного? Одного из тех, что приносят горстями твои подданные.

Беспросветный мрак его глаз на миг вспыхнул недовольством.

— Я уезжал по делам. Я говорил уже о том, что должен буду опросить подопечных из других приютов.

— Но ты так и не рассказал, что тебе принесла эта поездка.