За золотым призраком

– Феликс выехал из Эстонии накануне прихода в нашу страну Красной армии. Выехал в Гамбург, как он сообщал в своем последнем письме Георгу. У него жена была немка из Гамбурга. Они и познакомились на тех гонках яхтсменов. – Фрау Анна говорила о родственнике, а сама думала о чем-то другом. На ее чистом, без единой морщинки лице выступил румянец. От внутреннего напряжения, а может, от какого-то переживания, чуть затуманились глаза, темные брови изредка вздрагивали. – Зато на нашу долю, герр Дункель, выпали куда как страшные испытания! Как чуждые элементы для советской власти мы были вывезены в далекий Хабаровск, почти на край земли… Наших мужчин, мужа Георга и двух моих братьев, вместе с другими, кто ехал в нашем эшелоне, отделили от семей где-то за Уралом. И с тех пор я о них ничего не знаю… А меня с двумя детьми – с трехлетней Эльвирой и вот с Мартой, которая родилась уже в поезде, высадили на диком берегу реки Уссури, не разрешив селиться у кого-нибудь на квартиру, чтобы мы не заводили с местными жителями «опасных» разговоров. Не знаете такую реку – Уссури? Конечно, это не Рейн, не Эльба и далеко не Волга… Под Хабаровском впадает в Амур, а за рекой – уже китайская земля.

– Где Амур и где Китай я по картам знаю, баронесса Анна, – негромко произнес Отто и слегка поклонился, извиняясь, что прервал хозяйку, хотя и ответил на ее вопрос. В прихожую вошла Марта с подносом, на котором дымились ароматным паром три изящные фарфоровые чашечки с китайскими дракончиками. Марта поставила поднос на столик, подала чашечку гостю, потом фрау Анне и себе, присела сбоку столика. Отто ласковым взглядом и учтивым поклоном поблагодарил молодую девушку, потом с искренним негодованием спросил:

– Но в чем ваша вина была, фрау Анна? Неужели только в том, что имели баронский титул? Уму непостижимо! Понятно было бы, если бы вас захватили в плен с оружием в руках, или вы, скажем, умышленно отравили бы одного из комиссаров или красных командиров…

– Георг держал типографию и еще до прихода большевиков что-то там печатал против Советов. Выехать в Германию вслед за Феликсом мы не могли, потому что Георг был чистокровным эстонцем, а во мне добрая половина молдаванской крови. Меня в Германии могли бы принять за еврейку, а это, сами знаете… – и она умолкла, опустила глаза на чашечку: чуть приподняв ее над скатертью.

«Да-а, я знаю, что творили гестаповцы с евреями… И не только на оккупированных землях! Тут они ни в чем не уступали сталинским чекистам!»

– За те статьи Георга и вывезли куда-то в Сибирь. Погиб в лагерях… И братья мои погибли. Я от знакомого об этом узнала. Наш бывший сосед приехал через три года после ареста, больной, вскорости и сам умер. Вот таковы наши дела прошлые…

Отто, отпив несколько маленьких глотков отлично сваренного кофе, улыбнулся Марте, поставил чашечку с зелеными дракончиками на стол. Пересилив некоторое колебание, решил спросить:

– Как же вы здесь оказались, в Мельбурне? Ведь это гораздо труднее, чем перебраться через Амур в Китай! Надо переплыть через моря и океаны!

Баронесса Анна, поборов нахлынувшую печаль воспоминаний нелегкого прошлого, загадочно улыбнулась, глянула на Дункеля лукавыми чуть выпуклыми глазами – глазами азартной цыганки.