— Хлестко едут! — согласился Мишка. Стараясь разглядеть едущих, он привстал на одно колено, заслонился рукой от солнца. А они все ближе, ближе. Мишка уже различал масти лошадей: в кореню рыжая, каурая на пристяжке, а когда ямщик свернул в сторону, чтобы объехать кочковатый лог, разглядел и людей.
— Трое едут, — сообщил он Захару, — впереди в соломенной шляпе кучер, должно быть, а позади двое в защитном, военные, видать.
— Оне, — Захар схватил бердану, поднялся на ноги. — Сейчас мы их застопорим и первым делом документ стребуем. Ты как в грамоте-то, маракуешь?
— Все классы босиком прошел. — Мишка ощерил в улыбке белозубый рот. — Еще в коридоре постоять хотел, да сторожиха прогнала.
— Не зубоскаль, — сердито буркнул Захар. — Тут дело сурьезное, всячина может быть. — И, помолчав, добавил: — Тогда сделаем так: остановим их, спросим и, ежели увидим, люди подозрительные, заарестуем— и к атаману, там лучше разберутся, кто и чего.
— А если они не дадутся арестовать-то. Большевики-то небось не ездят с пустыми руками.
— Тогда, в случае заерепенятся, и мы оружие в ход пустим. Стреляй в одного, я в другого, а не то и в шашки возьмем. Наубег кинутся — бей по коням, пеши-то они никуда не уйдут.
— Ладно. — Мишка взял бердану наизготовку, вышел на дорогу, Захар, с ружьем наперевес, стоял неподалеку и, когда путники подъехали ближе, заорал:
— Сто-ой!
Ямщик осадил лошадей, из-за спины его, перегибаясь влево, выглянул чернобровый, широкоплечий казачина, спросил:
— Что такое?
— Кто такие? — вопросом на вопрос ответил Захар.
— Документы! — потребовал Мишка. — Один ко мне, остальные… — И не закончил, так как произошло неожиданное. Захар, опустив бердану к ноге и широко улыбаясь, поспешил к военному.
— Фрол Омельяныч! Живого видеть! Вот так встреча, здравствуй, дорогой! Узнаешь?
— Узнаю, Захар Львович, здравствуй! — Фрол легко выпрыгнул из тарантаса, крепко пожал руку Захару.
«Вот это богатырь, — с уважением глядя на могучую фигуру приезжего, подумал Мишка. — Ручищи-то, а плечи, однако! А казак, сразу видать».
В этом Мишка был прав: хотя на Фроле и были брюки без лампасов, а на защитной гимнастерке, туго обтянувшей выпукло-широкую грудь и бугристые мускулы рук, не было никаких знаков отличия, все в нем — и выправка, и выбившийся из-под фуражки темно-русый чуб — изобличало казака. На поясе справа висел наган в новенькой желтой кобуре. А с шеи на грудь на тоненьком ремешке свешивался полевой бинокль.
— А молодого что-то не признаю. — Здороваясь с Мишкой, Фрол задержал его руку в своей широченной, как лопата, ладони, пристально посмотрел на молодого казака.
— Не здешний я, — поспешил ответить Мишка, — Ушаков, Заозерной станицы, а тут вроде как в работниках.
— Вот как. А чего это вы тут во всеоружии, охраняете кого, что ли? Или карантин в поселке?
— Да yет, Фрол Омельяныч, — вновь заговорил Захар. — Насчет этого спокойно. Лонись[39]
об эту пору действительно сидели мы в карантине, — чесотка была на коней. А нынче от болезни бог миловал, так другая беда привязалась, еще хуже и чесотки. От большаков охраняемся, будь они миром прокляты.— От большевиков, — поправил Мишка.
— Вот, вот, от этих самых. В Борзинском, говорят, обозначились. Вы их там не видели, случаем?
— Большевико-ов? — округляя карие, с синеватыми белками глаза, протянул Фрол, широченные плечи его вдруг затряслись, от могучего басовитого хохота всхрапнула каурая пристяжка, а с ближнего прясла врассыпную шарахнулась стайка перепуганных воробьев.
Не понимая, над чем расхохотался Фрол, Захар недоумевающе посмотрел на него, переводя взгляд на тарантас. Но и сидящий там второй военный, в таком же, как и Фрол, обмундировании, с наганом на боку, тоже покатывался со смеху. Даже возница, пожилой, с виду угрюмый человек, степенно посмеивался в бороду.
— Что такое? Тут и смешного-то навроде как нету ничего. — Смущенный Захар почесал за ухом. — Ведь на сходке же было объявлено. Я-то, по правде сказать, человек темный, но ведь там и другие были, грамотные, умные люди, вот хоть бы и твоего родителя взять, Омельяна Якимыча, тоже человек неглупый. Писарь бумагу из станицы читал, где про этих большаков было сказано, я это очень даже хорошо слышал. Ну а потом, значить, приговор составили, подписали все, как следует быть. Истинный бог, ничего не пойму.
— Отец-то мой, ха-ха-ха, — Фрол вытер платком выступившие от хохота слезы, — тоже подписался?
— А как же, подписа-ал, все подписались. Правда, один отказался, Яшка Башуров, ну это человек-то такой, ни то ни се, баламут.
— Ох и учудили посельщики. — Все еще смеясь, Фрол оглянулся на второго военного: — Видел, товарищ Богомягков, какие номера здесь выкидывают! Если рассказать кому, не поверят, ни за что не поверят. — И уже серьезно к Захару: — Вот что, дядя Захар, делать вам здесь нечего, ступайте оба домой. Большевиков вам все равно не укараулить, поваляли дурака, хватит. Зайдите к атаману, скажите, что я как член областного Совдепа снял вас с поста и эти ваши караулы отменяю, понял, Захар Львович?