Забавные повадки людей

Опять тайны мадридского двора. На мадридском дворе трава, которая, кстати, подходит к концу, надо бы еще прикупить, хотя все равно через два дня самолет, не везти же траву через таможню. А на траве — дрова. Суть метафора состояния наших дел. Которые хоть и дрова, но ни черта не горят. Олег мне когда-то объяснял, что горение и гниение — один и тот же процесс. Только горение — быстрое, а гниение — медленное. В итоге вместо пепла в мое сердце стучит какая-то гниль, а это неэстетично.

* * *

...а также категорически не рекомендуется купаться в реке ночью, особенно в незнакомых местах. Но если вы все-таки попали в водоворот, не отчаивайтесь — расслабьте мышцы и позвольте течению утянуть вас вниз. Коснувшись ногами дна, сгруппируйтесь и, резко оттолкнувшись ногами, сделайте сильный рывок в сторону...

(Выдержка из инструкции «Правила безопасного поведения на реке».)

* * *

Ну хорошо, допустим, жизнь кончена. Это можно понять. Тем более что мы люди привычные, у нас жизнь кончается с удручающей регулярностью, раз в сезон примерно. Но почему при этом стихи не складываются — вот это вопрос. Скачет в голове нечто беспорядочное и кривобокое, а толку чуть. Офелия какая-то дурацкая в тихом омуте с чертями барахтается, но плывет, вот ведь бред, прости господи.

Офелия, милая Офелия, если уж ты попала в водоворот, не пытайся удержаться на поверхности, забудь о белых кувшинках и общей прекрасности облика, ныряй на дно, группируйся, отталкивайся ногами и делай сильный рывок в сторону.

Но вот если бы стишок сложился, то можно было бы уже выдохнуть, а потом вдохнуть холодный речной воздух, а дальше как-нибудь само пойдет, на три такта вдох, на два — выдох, но нет, не выдыхается пока.

Ну и черт с ними, со стишками, сяду-ка я на берегу и сложу башню из камней.

Вы знаете, как строить башню?

Берете камешек, кладете его на землю. Сверху на него кладете другой. Потом аккуратно пристраиваете третий, вот тут уже начинаются сложности, но если двигаться плавно, дышать ровно и не торопиться, то все получится.

Мне кажется, что с душой всё происходит примерно так же. Неважно, сколько там за пазухой камней, и какой они формы тоже неважно. Всегда можно найти точку равновесия, и тогда все камни сложатся, как паззл, в прекрасную башню, знай себе двигайся плавно, дыши ровно, а торопиться все равно некуда.

* * *

...я-то, может, и Гамлет, да ты не Офелия. Ты принцесса Эльза, рвешь по ночам на кладбище крапиву и вяжешь братьям рубашки. И тут прихожу я, в белом фраке, со своим неуместным «люблю, как сорок тысяч братьев», и ты вздыхаешь покорно и плетешься ночью на кладбище. На сорок тысяч братьев очень много крапивы понадобится, тут не до отдыха. А я слежу за тобой из-за угла и думаю с отчаяньем, что ты ведьма и придется тебя сжечь...

* * *

Она приходит сюда каждый день. Заказывает всегда разное — то полный обед, то чашку капуччино с круассаном. Наверное, живет где-то поблизости. Сегодня она пришла после моря, волосы мокрые, ласты и маска сохнут на веранде. Мне видны оба ее профиля: она сидит возле зеркальной стены. И вертит в руках ключи — так, наверное, выглядел бы Янус, спустившийся на землю в облике молодой женщины. Заказывает луковый суп, улыбается официанту и достает из сумочки книгу.

Прошу прощения, говорю я, прикасаясь к ее плечу. Прошу прощения, мадам, но не могли бы вы удовлетворить мое любопытство? Как называется ваша книга, мадам?

Она поднимает голову, щурит глаза и медленно поворачивается к своему отражению в зеркале. Отражение щурится в ответ и еле заметно подмигивает.

Похоже, они неплохо ладят.

Она говорит: «Александрийский квартет». Я читаю «Александрийский квартет», вот, поглядите. Такое плохое издание — рассыпается в руках.

Она говорит: но, может быть, так и нужно читать эту книгу — чтобы листы рассыпа́лись и перемешивались.

Она говорит: меня зовут Жюли.

Она говорит: я вас знаю. Вы любите креветки и запиваете их «Бенедиктином». У вас странный вкус.

Она говорит: да, эту колоду таро я привезла из Москвы. Она плохо переносит чужбину и не любит оставаться одна дома.

Я говорю: я читал «Александрийский квартет» в Праге, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, вы тогда еще не родились.

Я говорю: простите, не хотел вас обидеть. Конечно, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году вы были вполне взрослой, и даже несколько пожилой.

Я говорю: в моем возрасте можно позволить себе небольшие причуды.

Я говорю: Этьен. Это мое имя — Этьен.

Я говорю: из вашей сумочки выглядывают карты таро. Вы всегда берете их с собой на море?

Я говорю: у вас забавный французский, мадам. Мне нравится вас слушать.

* * *