В общем, ни дня без строчки, ни строчки без адвоката.
...решили мы с Диной в зоопарк сходить. Ну, сказано — сделано, взяли Женечку и пошли. Женя всю дорогу сочиняла стихи. Типа таких:
Почему огромен слон?
Потому, что это — он.
Дина умилялась, а я требовала объяснений. Ну, сама подумай, допустим, слон был бы не слоном, а слонихой. И что? Был бы менее огромен?
— Да, — отвечала Женечка. — Слонихи просто большие-пребольшие, а слоны огромные.
— Ну хорошо, — не отставала я, — а чем большой- пребольшой отличается от огромного?
Женечка, ни на секунду не задумавшись, сказала, что по размеру — ничем. А так очень сильно отличается. Огромный — значит, необыкновенный. Значит, даже всё небо может закрыть. А потом подумала и добавила, что мама папе сказала, что она из-за него света белого не видит. Значит, он ей всё небо закрыл. Потом еще подумала и совсем уж по-взрослому пробормотала еле слышно: «Мужчины это умеют...»
Дина покраснела, я побледнела, а Женечка, воспользовавшись нашим замешательством, вытребовала мороженое и сочинила следующий стих:
Я иду смотреть моржа.
Очень жаль, что не ежа.
А мы с Диной остаток времени молчали, наученные горьким опытом. Только переглядывались многозначительно...
У меня к тебе просьба: позвони, пожалуйста, Лене. Вы же с ней общались, я помню. Просто так, понюхай воздух, потому что я ни черта не понимаю. Пробовала говорить с ее мужем, но он совершеннейший мудак, тарахтит без остановки о том, как он водку пьет и баб соблазняет. И о том, что Лена его никогда не понимала.
Сил моих нет его слушать, через полчаса у меня конкретно начинает звенеть в ушах и такое чувство, что молоко сбежало... В смысле, извините, дорогой, у меня молоко убежало, надо срочно бежать его ловить...
...помнишь анекдот про то, как приходит мужик в магазин и просит мыло и веревку. Продавщица его спрашивает зачем. А он так раздражённо: вот щас помоюсь — и в горы!
Это абсолютно аутентично описывает мое настроение на сегодняшний момент.
Я разочаровалась в себе как в солипсисте. Сколько ни стараюсь, всё какая-то фигня получается. Такое впечатление, что мир припал к моей ярёмной вене и размеренно, не торопясь, вытягивает из меня силы. Надо срочно менять философию. Если я буду относиться к миру как к бесценному дару, может, он себя приличнее начнет вести, как ты думаешь?
В свете последнего решения надо бы тебя попросить раскинуть мне таро. Ну, если не трудно, конечно...
Немножко стыдно в этом признаваться, но мне нравится работать в газете. Даже интересно: если бы я пошла работать на панель, я бы испытывала такой же детский восторг? Вчера, например, писала статью про литературу и такое удовольствие получила, что прямо даже как-то непрофессионально получилось. Как будто целуешь клиента в губы, что ли...
По большому счету, есть два вида литературы. Первая — для детей и ленивых взрослых — предлагает свой мир и своих героев. Читатель выбирает себе героя поприятнее и живет с ним долго и счастливо, пока финал не разлучает их. В особо удачных случаях и дальше живет. Вот я в детстве была Пеппи Длинный-чулок практически постоянно, даже во сне. Даже если такая литература пишется для взрослых, все равно она рассчитана на ребенка.
Второй вид литературы — а я говорю о хорошей литературе и в первом, и во втором случае — апеллирует к взрослому опыту. Ее цель — коснуться струны и замереть, а всё остальное читатель сделает сам. В этом случае автору не нужно писать про то, как именно герой потерял любимого человека и что он тогда чувствовал. Достаточно просто сказать: «Вот, знаешь, я вчера читала дочке про зайку, которого бросила хозяйка, и вдруг как начала плакать... Полночи успокоиться не могла».
Время, время... Время похоже на воронку, на дне которой теряется привычная линейность. Жизнь проходит все быстрее, а мгновенье длится все дольше и дольше, как в той задачке, где Ахилл никак не догонит черепаху. Быть может, в момент смерти время останавливается, и вот оно, бессмертие: следующая секунда уже никогда не наступит. Остается только наполнить свою последнюю секунду покоем и умиротворением, и добро пожаловать в рай. Но помни: одно неосторожное движение души — и вечность наполнится тоской и предсмертным ужасом.
Хуже всего то, что подготовиться к смерти нельзя. Можно лишь подготовиться к своему представлению о ней. Так полвека назад я готовился к первой ночи любви — надо ли рассказывать, чего стоила вся моя многодневная подготовка? У меня были заготовлены ответы на все возможные реплики, продуманы варианты отступления и нападения, даже внезапный приступ робости я предусмотрел.
А презерватива у меня с собой не оказалось.
Иногда я ловлю себя на мысли о самоубийстве — как будто эго даст мне возможность самому решать, когда именно я умру.
Смешно.