Вернулся я часа через два, купил им мороженое по дороге, а на лестнице уже вспомнил, что они же не едят мороженое, ни одна, ни вторая. Чего это мне вдруг такая идея в голову пришла? Хотелось побаловать их чем-нибудь...
И вот я стою с этим мороженым в дверном проеме, смотрю на них, а лица у обеих такие, что понятно — уже и поплакали, и успокоились, и слышу, как Ленка говорит: у меня совсем уже сил не осталось. Я сначала думала ей доказать, что я главная, что ей все равно придется меня слушать, а сейчас думаю, ну и бог с ней, пусть командует, если ей так важно.
А у меня как раз мороженое потекло, и я отвернулся, чтобы выбросить его куда-нибудь или пакет найти. И тут Юлька у меня за спиной говорит тихонько: послушай, а ты не пробовала сказать ей «доброе утро»?
Я даже оглядываться не стал, вышел в коридор, сел на пол и съел обе порции.
Мороженое как мороженое, вкусное.
Ума не приложу, почему эти глупые девчонки его не любят.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Суньцзы сказал:
«Стратегия ведения войны такова: не приближайся к высоким горам; не сталкивайся с теми, позади которых холмы. Не преследуй мнимо отступающих. Не нападай на воодушевлённые войска. Не препятствуй армии, идущей домой. Если окружаешь армию, должен оставаться выход. Не дави на изнурённого врага.
Такова стратегия ведения войны».
«Мне день и ночь покоя не дает мой черный человек». Юль, а Юль, это еще Пушкин или уже Есенин?
«Ну а чего же ты хотел», — отвечает Юлька, вроде бы невпопад, если не вдумываться. Но я не буду вдумываться, во всяком случае, не сейчас. Сейчас мне не до того. «Если для тебя жизнь — война, то каждый твой шаг будет либо победой, либо поражением. Либо и тем и другим одновременно. Так что я очень уважаю рвение, с которым ты носишься за собственным хвостом, но на войне как на войне. Ты можешь, конечно, победить, но присмотрись повнимательнее вооон к тому дереву. Кишки, которые на нем болтаются, — твои».
Солнце, говорю я, солнце, не горячись. С чего ты взяла, что я воюю сам с собой?
Она смеется: а ты оглянись. Нет ведь никого вокруг. Какой Черный человек? Нет никакого Черного человека.
Я послушно оглядываюсь, заглядываю под стол, в шкаф, под диван. Действительно, никого. Поворачиваю голову и почти всерьез удивляюсь, увидев Юльку: ой, кто тут?
Она смеется.
— Это я, — говорит, — это я, твой хвост. — Не уходи сегодня, — просит, глядя с безразличным видом куда-то в стену. — Останься дома.
— Не могу, у меня встреча. — Я иду в ванную и начинаю бриться.
Юля идет за мной, садится на край ванны и наблюдает. Потом берет обмылок и пишет на зеркале: «Суньцзы сказал: есть дороги, по которым не ходят». И возвращается в комнату.
Когда я выхожу, она сидит за компьютером и в мою сторону не желает даже смотреть.
Зачем мужчина бреется вечером, уходя из дома?
Спросите меня, я вам расскажу. Чтобы жена не заинтересовалась, что это за встреча такая посреди ночи. Пусть обижается, пусть ревнует, но спрашивать она не станет. Фамильная гордость — это вам не фунт изюма.
На обратном пути захожу в паб, залпом выпиваю двойной виски и возвращаюсь домой.
Дома пусто. Ни Юльки, ни компьютера.
«Зря пил», — с раздражением думаю я. На нашей кровати лежат две книги. «Искусство войны» и «Камасутра». И клочок бумаги, на котором стилизованным детским почерком выведено: «Найдите 10 отличий...»
Суньцзы сказал:
«Война — это путь обмана. Поэтому, даже если ты способен, показывай противнику свою неспособность. Когда должен ввести в бой свои силы, притворись бездеятельным. Когда цель близко, показывай, будто она далеко; когда же она действительно далеко, создавай впечатление, что она близко».
«Подумайте над моим предложением, — говорит Черный человек. — Как следует подумайте».
Мне не о чем думать, я давно уже всё решил. Но ему об этом знать не обязательно, поэтому я изображаю неуверенного человека, который пытается свою неуверенность скрыть.
«В идеале мне нужно, чтобы Максимова через полгода начала работать в моей фирме. В крайнем случае я хочу получить все ее материалы и гарантию, что она сама в течение года не сможет работать», — говорит Черный человек.
Я морщу лоб и киваю. Мой визави смотрит на меня пристально, мне даже начинает казаться, что я переоценил свои актерские способности. Но нет, через минуту он расслабляется.
«Назовите любую сумму, — он понижает голос. Не то чтобы нас могли услышать, просто для интимности. — Любую. Я ее удвою».
Видимо, на долю секунды я перестаю контролировать свое лицо, потому что он поспешно добавляет: «Естественно, в разумных пределах».
Я закуриваю сигарету. Руки дрожат, и прикурить получается только со второго раза.
«Триста сорок восемь тысяч сто девяносто три фунта», — говорю я. Он молчит, и я повторяю: «Я хочу триста сорок восемь тысяч сто девяносто три фунта».
Он должен спросить почему. Или я ошибаюсь, и у него нет слабых мест? Нет, не может быть. Если бы у него не было слабых мест, он бы обошелся без воровства. Победителю не нужны любые средства, достаточно того, что он победитель.
«Почему? — спрашивает он. — Почему не триста пятьдесят?»