Она, что удивительно, во время водных процедур даже не пикнула. И не сопротивлялась. Выслушала меня, осмотрела внимательно стол, но села почему-то в итоге на стул. Пойди пойми этих женщин. Семь пятниц на неделе, честное слово. Надо сказать, что хороша она необычайно. Костю, в общем-то, можно понять. Вот интересно, он действительно увлёкся или решил наконец Нельке отомстить за развод? Хотя это вряд ли. У нас на биофаке манеры почище, чем в институте благородных девиц. «Совесть, благородство и достоинство — вот оно, святое наше воинство». Это белые халаты так разрушительно влияют на психику, не иначе. Надо у Мишки спросить. А то у меня в семье светило отечественной психологии, а я не пользуюсь. Надо поторопиться, а то семья, того и гляди, прикажет долго жить и упущу я свой звездный шанс...
Тут Леночке надоело разглядывать меня с загадочным видом и она открыла свой очаровательный ротик. Если бы оттуда выскочила жаба, я бы удивился меньше. Но Леночка сменила загадочный вид на невинный и рассказала мне, что собирается поехать в славный город Эдинбург. Ее там мечтают видеть. И слышать. И не знаю ли я, случайно, почему. А то она меня видела в славном городе Эдинбурге. В очень хорошей компании видела.
Я гордо повернулся в профиль и сообщил, что за последний год меня видели в таком количестве славных городов, что и не упомнишь. И всегда, что характерно, в хорошей компании. А если юная леди намекнет на цель своего визита, то у нас появится малюсенький шанс к этой цели немножечко приблизиться. Или юная леди действительно хотела любить меня на моем же столе? Так я не возражаю, только хотелось бы определиться...
«Ну-ну», — проговорила нараспев Леночка и выплыла из моего кабинета, так покачивая бедрами, что я тяжело вздохнул и еще раз понял Костю.
После чего впервые в жизни уселся на стол (ау, Мишка, скажи, что это случайно) и задумался.
Надо сказать, что ни одна из пришедших в голову мыслей меня не порадовала.
...Ко мне на балкон забрела лягушка. Совершенно непонятно, откуда она взялась среди зимы в центре Марселя. У меня дурные предчувствия: я боюсь, что это заколдованный принц. На всякий случай целовать не буду. Еще одного принца я уже не переживу, это точно. Может, конечно, и принцессой оказаться, но это уже, как говорится, не с моим везением.
А тем временем ты, мой дорогой далекий друг, уже вторые сутки не отвечаешь мне никакой взаимностью. Я уже и два письма написала, и на погоду пожаловалась, и пошутила удачно три раза, а ты всё не отвечаешь. По-моему, я придумала неправильного дорогого далекого друга. Правильный бы клюнул уж если не на письмо, так на погоду точно. А шутки — ладно, шутить я могу и без надежды на взаимность, так что не жалко.
Я вот думаю, может, сменить одного дорогого далекого друга на двух далеких друзей подешевле? Но тогда получится, что я целые три шутки зря пошутила, а это обидно.
Зато у меня под окном созрели мандарины. Так что всё, к чему я прикасаюсь, превращается в мандариновые корки. Это, наверное, проклятие Деда Мороза, не иначе.
И главное, толку ведь никакого. Другая бы без взаимности за два-то дня сублимировала грусть во что-нибудь нетленное. А я мандаринов налопалась и теперь спать хочу. Себя я тоже как-то неправильно придумала. Без фантазии как-то. Вот встану завтра пораньше, чаю напьюсь и придумаю нас всех заново. А то эти мы какие-то глупые и ленивые.
Пожалуй что остаётся только о погоде. Спешу сообщить, что погода прекрасная: когда два хорошо воспитанных человека ведут светскую беседу, всегда стоит прекрасная погода, это такая народная примета. В плохую погоду хороший хозяин собаку из дому не выгонит, потому что повстречай она другую собаку — им совершенно не о чем будет поговорить. А хороший хозяин никогда не поставит свою собаку в такое затруднительное положение, да еще и в плохую погоду, когда и так...
Суньцзы сказал:
«Форма сил армии подобна воде. Форма воды — избежать высот и стремиться вниз. Форма сил армии — избегать полноты и наносить удар по пустоте. Вода оформляет поток в соответствии с местностью, армия идет к победе в соответствии с врагом. Поэтому у армии нет какого-нибудь постоянного стратегического расположения сил; у воды нет постоянной формы».
«Хорошо, давай встретимся на карнавале в Венеции, — сказала Юля. — Но если ты планируешь разговаривать, то я прихвачу своего адвоката. Одену его в костюм белого кролика».
А у меня все никак не идут из головы ее письма. Как, ну как это ей удается — быть настолько разной с такими одинаковыми, в сущности, людьми, как Нель и я? Почему там, где с ней она спокойна и открыта, со мной — напряжена и в каждом слове видит подвох? Неужели это всё зловредные гормоны? Неужели мы обречены бесконечно кружить друг вокруг друга, не решаясь приблизиться?
«Нель, — обратился я к воображаемой Нель, сидящей напротив меня за стойкой совершенно реального бара в Шереметьево, — почему в каждом моём движении ей мерещится объявление войны? Или, хуже того, просто начало, без всякого объявления?»