Забавные повадки людей

Вот ведь странно, если подумать. Каким-то мистическим образом внутренняя цельность неразрывно связана с внешней целостностью. По крайней мере у меня. От малейшего пореза на коже рождается трещина и растет с каждым днем, прорастает корнями вглубь, и вот уже оглянуться не успеешь, как она щекочет самое нутро, по капельке вливая в душу холод и пустоту.

Может, есть какое-нибудь логическое объяснение, как ты думаешь? Может, это природа так специально придумала, чтобы мы с ранами на теле не прыгали, как клоуны, а забивались в угол и зализывали ранку, пока не затянется, и слёзками поливали, чтоб никакой злой микроб не проник...

Так что я планирую посидеть пару дней дома, тем более что заняться мне совершенно нечем. До отъезда еще целая неделя, менять билет хлопотно, да и незачем, а погода за окном необыкновенно мерзкая, даже для побережья.

Собираюсь сегодня варить борщ одной левой. И если мне это удастся, то готовься к тому, что вы меня потеряете: я сбегу с бродячим цирком, чтобы не губить призвание.

Только не говори мне, ради всего святого, что я уже давным-давно в труппе, — я, если честно, и сама догадываюсь.

Целую тебя нежно.

* * *

«Морской дьявол, — говорит она, — а Морской дьявол. Ты почему все время плачешь?»

Я пожимаю плечами и вытягиваюсь на мокром камне.

Какая разница?

Ты смеешься, я плачу, но ведь об одном и том же, душа моя, об одном и том же.

Не надо слов, лучше побрызгай на меня водой. А не то кожа потрескается — потом за три луны не залижешь.

Она берет ракушку, подставляет под волну и опрокидывает мне на живот.

Потом зачем-то подносит ее к уху и смеется.

* * *

Зря ты волновалась, долетели мы нормально. Не знаю, как там у вас в Марселе, а у нас в Эдинбурге погода — просто какое-то наказание господне. Третий день дождь, град и собачий холод. Как мне удалось вытащить Костика из гостиницы с камином и баром — понятия не имею. Теперь он бурчит, что я черствая и бездуховная, а это, между прочим, неправда. Вчера, например, я очень остро ощутила бессмертие, а это говорит о высоком духовном развитии, так в журнале «Космополитен» пишут. Хотя единственный журнал, которому я верю безоговорочно, — это «Nature», но они про бессмертие вообще ничего не пишут, а это как-то подозрительно. Может, заговор?

Прошли мы с Костиком по местам боевой славы. Во-первых, вроде как разведка боем, а во-вторых, местный университет — самая любимая моя альма-матер из всего сонма альма-матерей, в которых мне довелось поучиться. А потом засели в библиотеке, обложившись всевозможными списками: список патентов за последние пять лет, список всех фирм и лабораторий Шотландии и самый главный список — всех участников университетского семинара. Потому что, если мне не изменяет интуиция, всё сходится на университете. Может, мне они писали бескорыстно, но Леночку приглашали уж точно неспроста.

Так вот, сидим мы, сверяем все эти списки, и в какой-то момент Костик поднимает голову и говорит обречённо: «Ну ты хотя бы понимаешь, что эти бумажки никогда не закончатся? Ни-ко-гда»!

Мы друг на друга посмотрели, и тут внезапно потемнело, воздух сгустился, стрелки часов остановились, и на наши беззащитные души обрушилась вечность. И мы замерли посреди этой вечности, как беспомощные младенцы, сжимая в замерзших пальцах бесполезный обрывок пуповины...

Не знаю, сколько мы так просидели, — по-моему, стрелки действительно не двигались. А потом что-то громыхнуло в соседней кабинке, и мы пришли в себя. Встали, не сговариваясь собрали листочки и домой пошли. Вернее, в гостиницу. По дороге купили бутылку «Талискера» и так напились, что Костя начал спрашивать, почему я с ним развелась. А я вместо ответа поинтересовалась, зачем он на мне женился.

Так, с шутками и прибаутками, мы добили бутылку, порыдали друг у друга на груди и заснули, не приходя в сознание.

Сейчас Костик принимает холодный душ (хотя, зная его привычки, я склоняюсь к мысли, что он принимает горячий душ за холодный) и громко клянётся, что больше никогда в жизни в рот не возьмет эту гадость. А я борюсь с искушением подойти к нему, заглянуть в глаза и сказать нежно: «Эту ночь я не забуду никогда, дарлинг». Но страшно. Если ему откажет чувство юмора, так он и прибить может ненароком.

После завтрака вернемся на наши галеры.

Целую тебя. Вечером напишу.

Вот черт, ни на что времени не хватает...

* * *

Знаешь, Нелька, у меня всегда было такое чувство, что время — это какой-то грандиозный розыгрыш.