– Принято, – неожиданно согласно кивнул Карелин. – Глупо было тебя подозревать. Тем более что ты на больничной койке. Не совсем здоров. Если не нанял никого, то сам бы ни за что не смог.
Маша еле сдержалась, чтобы не возмутиться.
– Не нанимал, – замотал головой Сироткин. – Мне того случая за глаза хватило.
– А кто это мог быть, как думаешь? – вытянув шею, поинтересовался Дима.
Взгляд его вообще не идентифицировался Машей. Она не могла понять, что у него на уме, куда он клонит?
– А кто же знает! – воскликнул Сергей Иванович как будто тревожно, как будто озадаченно. – Вообще все как-то странно. Полицейский, что приходил до вас, сказал, что ее сначала отравили, а потом задушили. Зачем уж так-то!
– Чтоб уж наверняка, – хихикнул с соседней койки сосед по палате.
Его веселье неожиданно покоробило Сироткина. Он поджал губы, повел шеей и произнес через минуту:
– Не смешно!
– Действительно! – снова поддержал его Карелин.
– Да я ничего такого, странно, в самом деле, – отозвался парень, усаживаясь на койке. – Это же не контрольный выстрел, как в кино, да? Это все равно что сначала расстрелять. А потом ножом зарезать. Глупо, Сергей, как-то твою тещу кто-то убил. Если только их не было двое.
– Что ты сказал? – резко повернулся к нему Карелин.
– Ну… Один, типа, яда подсыпал. Другой пришел, задушил. Каждый как бы сам по себе.
Он обхватил колено руками, качнулся на койке и снова со странным хихиканьем обратился к Сироткину:
– Кому же так, интересно, успела насолить твоя теща? Видишь, сколько желающих ее прикончить! И все в один вечер, все в один вечер…
Глава 13
Михаил Иванович Пачкин пребывал в самом скверном своем настроении. А оно у него обычно сопровождалось сильной болью в правом подреберье и отвратительной горечью во рту. Причем сначала было настроение, а потом уже противные симптомы.
А все из-за чего? Из-за того, что он имел сразу несколько неприятных контактов с представителями органов правопорядка. Он – примерный из примерных, законопослушный из законопослушных! Самый, можно сказать, лучший друг полиции, без конца сигнализирующий о правонарушениях. И вдруг получил нагоняй!
Это было так обидно, так несправедливо, что Михаил Иванович рассвирепел. Не на людях, не публично, а дома, тихо. Он хватал из сушки тарелки, с силой размахивался, держал над головой минуту и осторожно ставил их на стол. То же самое происходило и со стульями. Он приподнимал их за спинку двумя руками, скрежетал зубами, а они у него были за редким исключением свои. Держал стул в слабых старческих руках в полуметре над полом и, не произведя никакого шума и грохота, ставил на место. Может быть, яви он миру всю силу своей ярости, не держи ее глубоко внутри себя, и не было бы потом боли в правом боку. Но орать, крушить мебель и бить тарелки о пол он не мог, не так был воспитан. Потому и корчился теперь на диване, лежа правым боком на горячей грелке.
– Еще раз устроите что-нибудь подобное, арестую за организацию несанкционированного митинга! – бешено сверкая очами, уведомил его оперативник Осипов, совсем невежливо хватая за рукав старенького пуховика.
Пуховик ему было жалко, он как будто даже затрещал по шву. Михаил Иванович чуть не захныкал в тот момент и едва сдержался, чтобы по руке Осипова не ударить.
Пуховик достался ему от внучатого племянника. Они были одной комплекции, и парень, однажды высмеяв ватник деда, натянул на него свой пуховик.
– Не новый, конечно, но фирменный, теплый, носи на здоровье, – сопроводил он свой подарок словами.
Михаил Иванович отнесся к легкой куртке с недоверием. Как она может греть, если весу в ней полкило? Но потом убедился, что греет. И каждую зиму теперь из него не вылезал. Пятую зиму, если быть точным. Ткань ветшала и требовала бережного к себе отношения. А Осипов хватает, понимаешь!
Следом за этим грубияном подлила масла в огонь и их участковая – Мария Сергеевна Климова. Вот уж от кого не ожидал Михаил Иванович претензий, так это от нее.
– Прекратите устраивать беспредел, гражданин Пачкин! – сурово сведя брови, выпалила она, позвонив в его квартиру на следующий день после убийства Зины. – Вы понимаете, что нарушаете закон?
– Я?! Нарушаю?!
Он – честно – не нашелся, что ей ответить. Еще и обиделся до глубины души.
– Вы устраиваете саботаж, демонизируете Карелина…
И так далее, и все в таком же духе.
Из всего сказанного ею Пачкин понял одно: этот убийца, уголовник, маньяк находится под защитой полиции. У него иммунитет, понимаете ли! В отличие от всех других нормальных граждан, это чудовище находится в привилегированном положении. Их всех можно обижать, преследовать, убивать, а Карелина нельзя!
Вот и разболелся Михаил Иванович после таких выпадов в свой адрес. И не пошел в полицию, чтобы сигнализировать как прежде. А ведь ему, оказывается, было что им рассказать. Он вспомнил нечто такое…
– Хрен вам, сволочи, – скрипел он зубами от злости и боли. – Сами ищите!